Державный плотник | страница 68
Тило мое порубайте, у чистим поли поховайте,
Звиру та птици на поталу не дайте".
- Бидный! - тихо вздохнула Мотренька. - Ото браты!
Эта наивность и доброта девушки так глубоко трогали Павлушу Ягужинского, что он готов был броситься перед нею на колени и целовать край ее "спиднычки".
- У тебе не такый був брат, - улыбнулась дочери пани Кочубеева, - та не дав Бог.
Снова настала тишина, и слышен был только перебор струн, а за ним суровое слово порицания братьям бессердечным:
И ти браты тее зачували,
Словами промовляли:
"Братику милий,
Голубоньку сивий!
Шо ты кажешь!
Мов наше серце ножем пробиваешь!
Що наши мечи на тебе не здиймутся,
На дванадцять частей розлетятся..."
- Ох, мамо! - схватила Мотренька мать за руку. - То ж з ным буде! жалобно шептала она, на глазах ее показались опять слезы.
Ягужинский видит это, и его сердце разрывается жалостью и любовью.
7
Полная глубокого драматизма дума козацкая начала волновать душу даже холодного на вид гостя московского.
"Чем-то кончится все сие? - спрашивает себя мысленно Протасьев. Колика духовная сила и лепота у сих хохлов, коль у самого подлого, нищего слепца слагается в душе такая дивная повесть".
И он уже с глубоким интересом вслушивался в дальнейшие детали развертывавшейся перед ним драмы, об одном сожалея, что нет здесь великого государя, чтоб и он прослушал козацкую думу, которая говорила устами слепца:
То брат середульший милосердие мае,
Из своего жупана червону та жовту китайку видирае,
По шляху стеле - покладае,
Меншому брату примету зоставляе,
Старшому брату словами промовляе:
"Брате мий старший, ридненький! Прошу я тебе:
Тут травы зелени, воды здорови, очереты удобни
Станьмо кони попасимо.
Свого пишого брата хочь трохи пидождимо,
На коней возьмимо,
В городы християнськи хочь мало надвезимо,
Нехай же наш найменший брат будет знати,
У землю християнську до отца дохождати ..."
- О, хороший, хороший! - сами собой шепчут губы Мотреньки.
А кобзарь тянул:
То старший брат до середульшого брата словами промовляе:
"Чи ще ж тоби каторга турецка не увирилася.
Сириця у руки не вьидалася!
Як будемо своего брата пишого наджидати,
То буде з Азова велыка погоня вставати,
Буде нас всих рубати,
Або в гиршу неволю живцем завертати".
- Правдыво рассудыв старший брат, пане стольнику? - спросил Протасьева Мазепа.
- Нет, пан гетман! - отрезал стольник. - За такой рассуд великий государь велел бы старшего брата бить батоги нещадно, дабы другим так чинить было неповадно.