- Откуда это? - сурово спросил Петр.
- Не наше, государь... от твоих супостатов, чаю... издевка, - несмело отвечал Ромодановский. - Не наша чекань.
- А как к тебе они попали?
- Подметом, государь... подметные они... Воры неведомые и ко мне подмет учинили, и к тебе, в твой государев двор.
- А кто поднял?
- Мои, государь, ребята, сыщики.
- Но кто дерзнул подметывать? - спросил царь.
- Какой ни есть неведомый вор, а може, и не один... Я вот и ищу их, государь, - говорил смущенно Ромодановский.
Он не мог себе простить, что до сих пор не напал на след дерзких подметчиков. Это была первая его неудача в сыскном деле. Срам какой! Всевидящий и всеслышащий князь-кесарь нагло одурачен! Под самые его ворота подкинули! И как же он драл подворотного караульного!
- Под землей сыщу и розыск учиню, - бормотал он.
- Это Карлово действо, его, его, - говорил царь.
- Больше некому, государь, - подтверждал князь-кесарь.
- За действо - действо; за Борькино Шереметево действо - Карлово действо... Это мне за Ливонию медаль, - говорил царь, все еще рассматривая монеты, - заслуженная медаль.
В это время Павлуша Ягужинский, исполнив одно личное поручение царя, вошел в комнату, где находился Петр с Ромодановским.
- Справил дело, Павел? - спросил царь.
- Справил, государь.
Ягужинский держал что-то зажатое в кулаке. Увидав на столе подметные медали, он с изумлением воскликнул:
- И у меня, государь, такая ж... Вот, - и он положил медаль на стол.
- Где взял? - спросил царь.
- Нашел, государь.
- Где?
- Под Фроловскими (ныне Спасскими) воротами.
- Давно поднял? - подступил к нему Ромодановский.
- Вот сейчас, когда возвращался в Кремль.
Князь-кесарь побагровел от гнева.
- Так воры здесь, - почти крикнул он, - все время были на Москве... Я боле недели их ищу... Того ради долго и не докладывал тебе, государь, про сию издевку.
Царь посмотрел на Ягужинского.
- Ты разглядел все тут? - спросил он, взяв одну медаль.
- Разглядел, государь, - смущенно отвечал молоденький денщик.
- И уразумел силу сего измышления?
- Уразумел, государь, - с вспыхнувшими щеками отвечал юноша. - Сила, значит, не берет, так хоть комаром в ухо льву жужжат.
Царь встал и подошел к висевшей на стене большой карте Швеции и Балтийских побережий.
- Изрядно, изрядно, Борька, хвалю, - проговорил он, проводя рукой от устья Невы до Рогервика, видимо, возбужденный донесением Шереметева, - это теперь наше, и Петр "погреет еще руки" на ливонском костре, а токмо про кого потом скажут: "И исшед вон, плакася горько"?
