- Не надо! Не надо! - отбивалась бедная Ксения, закрывая вспыхнувшее личико руками.
- Ах, мать моя! Срам какой! Не дается! Да это по закону, по-божьи... - возилась около нее сваха.
- Не надо! Не надо! Пусти!
- Ах, озорница! А потом сама будешь благодарить...
- Не надо! Пусти! Пусти!
Напрасно! Сваха была не такая женщина, чтоб отступить от закона.
Она сделала свое дело... и - "чулочки сняла".
Дружка и сваха тотчас оставили сенник.
- ...В застенок повели Ксеньюшку, - сострил князь-кесарь, когда молодых повели в сенник.
В доме идет пир горой.
Но на дворе тихо-тихо. Только безмолвные звезды с высокого неба смотрят на сенник, да ясельничий с обнаженным мечом ездит верхом около сенника для предотвращения всякого лиходейства, пока там совершается "доброе".
Когда в доме свадебный пир достиг апогея, к дверям сенника подошел дружка.
- Все ли в добром здоровье? - громко спросил он.
- Все в добром здоровье, - послышался ответ через дверь.
- Слава Богу! - прошептал дружка.
Через минуту он торжественно входил в пиршескую хоромину. Все воззрились на него вопросительно.
- Возвещаю! - торжественно произнес он. - Между молодыми доброе совершилось!
9
В то время, когда на Москве, в доме Трубецких, справлялась веселая свадьба, а в Преображенском приказе, в застенке, кнут и дыба справляли свое страшное дело, в это время "Державный Плотник" делал первые, к несчастью, неудачные попытки царственным топором "прорубить окно в Европу".
Оставив свое тридцатипятитысячное войско у стен Нарвы под начальством герцога фон Круи для возведения укрепленного лагеря и для приготовления осады города, царь Петр Алексеевич, в сопровождении Александра Данилыча Меншикова и неразлучного Павлуши Ягужинского, отправился на не дававшее ему спать Балтийское море "взглянуть хоть одним глазком".
- Ох, глазок у тебя, государь! - сказал Меншиков, следуя верхом около царского стремени.
- А что, Данилыч, - окликнул его царь, - что мой глазок?
- Да такой, что хоть кого сглазит! Вон под Азовом салтана сглазил, а теперь, поди, и Карлу сглазит, - отвечал Меншиков.
- Помоги Бог, - задумчиво сказал Петр, - с ним мне еще не приходилось считаться.
- Тебе ли, батюшка-государь, с мальчишкой счета сводить!.. Розгу покажи, тотчас за штанишки схватится, как бы не попало, - пренебрежительно заметил Меншиков.
- Не говори, Лексаша: вон и Христиан датский, и Август польский почитали его за мальчишку, а как этот мальчишка налетел орлом на Копенгаген, так и пришлось Христиану просить у мальчишки пардону, а мальчишка с него и штаны снял, - говорил Петр, вглядываясь в даль, где уже отливала растопленным свинцом узкая полоса моря.
