«Гляди-ка! И он, мой зятек, может вставить словечко. Но раввинскую должность искать он ленится. Сидеть в зятьях удобнее!» — думает реб Ошер-Аншл и глядит вниз, на свою серебряную бороду, заснувшую от усталости на столе.
В ответ на упреки и вопросы, обрушившиеся со всех сторон, реб Довид Зелвер молчит. Его молчание загнало ожесточенные пререкания под потолок, точно клубы пара. Он встает и направляется к окну, где лежит его пальто. Реб Довид чувствует, что должен объяснить старшим раввинам, почему он поднялся первым: необходимо заказать лекарство ребенку. Однако он ни слова не произносит, чтобы не вызвать жалости к себе; точно так же он раньше не объяснил причину опоздания. Он натягивает пальто и озабоченно шарит в кармане, пока не нащупывает клочок бумаги — рецепт лекарства для Мотеле. Затем реб Довид идет к двери, но тут его нагоняет и останавливает голос реб Лейви:
— Полоцкий даян, мы прекратим выплату вашего жалованья! И на вас, а не на меня падут слезы ваших голодных детей и проклятия вашей жены.
— Вы держали это под конец и теперь разразились! — напрягаются и дрожат запавшие щеки реб Довида, точно голодные детские пальцы уже сейчас рвут его на части. — Не на меня, а на вас падут слезы моих детей и проклятия моей жены!
— На вас! На вас! — кричит реб Лейви. — Я уже проклят! Проклят я, проклят! Не я, а вы будете отвечать за переживания агуны. Она была у меня и рассказала, что муж ее жалеет, что женился на ней. Город отвергает его, как прокаженного. Он не может ни показаться на улице, ни войти в синагогу. Так знайте, что горе и позор, которые предстоит вынести агуне, будут еще большими, чем доныне. И виновны в том будете вы, а не я! Вы, утверждающий, что ваше сердце разрывается от жалости! А агуна верит в ваше ложное благочестие!
— Что знаете вы о жалости! — усмехается с болью и горечью реб Довид.
— Я милостивее вас! И страдал я больше, чем вы! — реб Лейви вскакивает и говорит быстро, словно боится, что полоцкий даян уйдет, не дослушав. — Вы хотите быть гонимым. Вы убеждаете себя, что страдаете потому, что вы праведник. Нет, вы страдаете из-за гордости своей! Гордости своей вы готовы принести в жертву весь мир!
— Горе миру, утратившему вождя своего, и судну, покинутому рулевым! Если бы виленские раввины не были так запуганы, они бы подвергли вас отлучению за преследование благочестивой женщины! — Полоцкий даян выбегает из зала суда, и реб Лейви уже некому отвечать. Тогда он принимается бегать по помещению суда так стремительно, что Иоселе от испуга забивается в угол.
