Пришла весна. Мэрл сидит в своей новой квартире, склонившись над швейной машиной, и кажется ей, что она слышит, как шелестят и шепчутся тысячи тысяч листьев на деревьях в окрестных садах. В открытое окно влетает пчела, ударяется несколько раз о потолок и улетает прочь, будто от увядших цветов. Мэрл так сжилась с тишиной, что жужжание исчезнувшей пчелы долго еще дрожит в ушах, словно звук лопнувшей золотой струны. Чаще и чаще нажимает Мэрл педаль машины, чтобы стальной стук заглушил жужжание; нитка в игле тянется бесконечно, как ее одиночество. С улицы слышны шаги, множество шагов — это евреи возвращаются с похорон. Мэрл выглядывает в окошко и смотрит им вслед, пока они не скрываются из виду. И снова сидит одна, одинокая в пронизанной солнцем тишине, слушая шелест и шепот листьев на деревьях в окрестных садах.
Однажды Мэрл пошла на похороны давней своей знакомой, которую знала еще с девичьих лет. Она слушала, как женщины, ее бывшие подруги, кричали покойнице в незасыпанную могилу, чтобы покойница стала доброй заступницей им, их мужьям и детям. Когда могилу засыпали, женщины окружили кладбищенского хазана[4], и каждая заказала заупокойную молитву от себя и своей семьи. Мэрл удивлялась подругам: в молодости они, бывало, ходили на демонстрации против русского царя, а теперь, гляди-ка, что с ними стало!
Прежде чем уйти с кладбища, заплаканные женщины обступили белошвейку и стали расспрашивать, чем она занимается. Они оправдывались, что замучены детьми и так загнаны, что даже высморкаться некогда. Что за жизнь, если видимся только на похоронах! И так же слезно, как прежде обращались к покойнице, они говорили:
— Мэрка, что ты сидишь, опустив руки? Выходи замуж, хоть еще раз в жизни мы встретимся по счастливому поводу!
Мэрл в ответ улыбнулась, но с ними не ушла, сказала, что хочет подойти к могиле отца. Она осталась одна и смотрела на свежий холмик, словно советуясь с покойницей, следует ли ей снова выходить замуж. По другую сторону свежей могилы стоял, опираясь на палку, кладбищенский хазан и смотрел на белошвейку. Он слышал, что говорили ей подруги. Хазан спросил Мэрл, не хочет ли она заказать заупокойную молитву, а когда она кивнула в ответ, осведомился о ее имени и об имени ее покойного отца. Затем хазан начал нараспев читать «Боже, преисполненный милосердия», а посередине молитвы остановился, подождал, чтобы она назвала имена своего мужа и детей. Так он еще раз проверил, верно ли понял разговоры женщин о том, что Мэрл одинока, не ослышался ли. Но женщина не откликнулась на паузу в молитве, и хазан завершил чтение с большой проникновенностью, всхлипывая, как если бы поминал душу собственного родственника. Мэрл хотела заплатить ему, но хазан отказался: он читал молитву не ради денег. Вечерело, других похорон не ожидалось, и они ушли с кладбища вместе.
