— Покамест я еще здесь хозяин, — берет Цалье объявление из рук Лапидуса и примеряет к входной двери. — Надо бы кнопки или клей, на слюне ему не удержаться.
— Если нужны кнопки, так у меня есть, — Лапидус достает из бумажника тонкие гвоздики с широкими шляпками.
— Вот как, вы даже кнопки приготовили! — оглядывает Цалье гостя, как бы спрашивая, только ли из благочестия он все это делает.
Лапидус чувствует, что ему следует объясниться. И он рассказывает о том, как он много лет бесплатно совершал обрезание и так же, бесплатно, обучал этому делу десятки молодых людей. Но против него выступил некий Зелингер, его бывший ученик, и нанял полоцкого даяна, чтобы тот отстранил его, Лапидуса, от обрезания. Зелингер этот — трефняк, бабник, бегающий за гойками!
— Это недурно! — замечает Цалье.
— Что недурно? — удивляется Лапидус.
— То, что этот Зелингер бабник, — спокойно отвечает Цалье. — Ваш ученик знает толк в приятных вещах.
— Да ведь мы-то ведем разговор не об этом мерзавце Зелингере, а о полоцком даяне! — кричит Лапидус, как будто староста вдруг оглох на оба уха, — и я бы не стал клясться, что ваш раввин не взял, между нами говоря, денег у этой преступницы, у этой агуны, которую он объявил свободной.
— Эта женщина тоже недурна, — произносит Цалье с замогильной холодностью. — Я часто вижу ее, когда она идет мимо синагоги, и уверяю вас, она очень красивая женщина. Перед тем как я взял к себе в дом нынешнюю жену, я не раз прикидывал, что агуна с Полоцкой улицы мне бы больше подошла, но понимал, что она ищет молоденького, а кроме того — как вы это называете? — она мужняя жена.
— Да, мужняя жена, и никакой татарин ей тут не поможет, — подхватывает Лапидус, как огня боясь привести какое-нибудь изречение мудрецов, потому что убедился, что имеет дело с невеждой, который не любит ученых. И если пересыпать речь словечками из Геморы, этот неуч возненавидит его! Лапидус помогает старосте набрать миньян, все время поддакивая ему, что, мол, нынешние молодые люди никуда не годятся. Однако перед уходом у него все же вырывается цитата. На это, говорит Лапидус, и жалуется пророк. «И низко пал…» — гласит Плач Иеремии[114]. Зареченская синагога оттого пала так низко, что после такого законоучителя, как реб Исроэль Салантер, попала в руки полоцкого даяна.
