Надо бы рассказать…
Но я молчу. Слова кажутся ненужными. Зачем? Этот человек участвовал в убийстве моего брата. Он выдавал себя за моего друга. О чем мне еще с ним разговаривать?!
Его нужно просто прикончить — быстро и четко. И уйти, пока германцы не сообразили, что происходит. Сейчас я возьму гладий, прижму Арминия коленом и загоню клинок ему под ребра.
Мгновенная смерть.
Прощай, друг.
* * *
Когда я учился в Греции, я видел, как делают эллинский меч — махайру.
Испытание меча. Греческие оружейники кладут меч плашмя себе на голову и двумя руками пригибают концы к плечам. Отпускают.
Если меч не распрямился до конца — это ошибка, неудачная работа. Плохой клинок.
Тем более, если сломался.
А вот если меч распрямился…
Значит, этот клинок достоин того, чтобы им убивали людей.
* * *
Я опускаюсь на колени перед царем херусков, моим лучшим другом, и кладу меч на землю.
Тусклый блеск металла. В отличие от махайры, это простой гладий легионера — из мягкого плохого железа. Он гнется. У него вытертая ладонями деревянная рукоять. Но на счету этого простого клинка — несколько варваров. Почему-то мне кажется это важным.
Простое оружие для непростого дела.
Пора начинать.
Пламя светильника вздрагивает.
Проклятый свет лезет в глаза. Он желтый.
Цвет предательства. Так, кажется, говорят? Вот ты сволочь, Арминий. Сукин, сукин, сукин сын.
— Скажи правду, — говорю я медленно. — Пожалуйста. Я очень тебя прошу. Зачем ты убил моего брата?
Молчание.
Сукин сын, думаю я.
Он поднимает голову и смотрит мне в глаза — открыто и насмешливо.
Очень смелый сукин сын.
— Я — не убивал, — говорит Арминий. — Ты многого не знаешь, друг.
Друг?!
В это мгновение он невероятно близок к смерти. Я зажмуриваюсь и усилием воли пережидаю вспышку ярости. Друг, сука. Друг.
В какой-то момент любой мерзавец понимает, что смертен. Встреча лицом к лицу с собственной уязвимостью серьезно сказывается на характере предателя. Он начинает говорить, умолять, предлагать варианты…
Он рассказывает.
— Расскажи мне, — предлагаю я мягко. От этой мягкости Арминия передергивает.
— Гай, я…
— Пожалуйста.
— Пусть твой центурион выйдет, — говорит Арминий наконец. — Это касается только нас двоих.
Я кручу головой, позвонки щелкают. Раз, другой. Страшное напряжение не отпускает. Смешно. Предатель начинает придумывать невероятные истории — словно от полета воображения зависит его жизнь.
Что ж… Послушаем. Хотя меня трясет так, что я могу убить его в любой момент.
Арминий словно читает мои мысли.
