— Это мой меч, — говорю я негромко и выдергиваю клинок. — Я убиваю им своих врагов.
Отступаю на шаг.
Из его рта вырывается струйка крови, пачкает подбородок.
Бельмастый делает шаг. Падает на колени.
— Львы — говорит он. Жутким, потусторонним голосом. Я вздрагиваю.
— Смерть, смерть… никого не останется…
Кровь заливает мостовую, вокруг его ног расплывается пятно. В черной лужице отражается полоска неба над нашими головами.
— Слышите, римляне! Львы пожирают… львов… Львы! Львы!
Он дергается — и затихает. Кончено.
Виктор выглядит не на шутку обеспокоенным.
— Легат, я… я слышал про предсмертные предсказания… и он говорил… Он говорил… что… Я же слышал!
— Пошли, солдат. Это всего лишь еще один мертвый варвар.
* * *
— Здесь, легат, — говорит Секст Виктор. — Наверху.
В сумерках дом кажется каменной горой. А мы идем в поход на живущего в пещере злобного Циклопа, пожирателя людей и овец.
Мда. Сомнительная метафора.
Потому что Одиссея тогда чуть не съели.
— Легат?
Я киваю. Мы поднимаемся по узкой лестнице. Гем, сидя на ступеньках, провожает нас мутным, равнодушным взглядом.
Третий этаж.
— Останься здесь, — говорю я Виктору хрипло. Голос внезапно сел. Я стою на пороге тайны — тайны, которая, возможно, изменит все.
— Да, легат, — Виктор кивает. Встает у двери в задумчивой позе. Ладонь на рукояти гладия.
Молодец, солдат.
* * *
— Что это сегодня был за шум?
Мирца закручивает волосы в узел на затылке, поднимает вверх. Такую прическу делают знатные римлянки и дорогие гетеры. Но ей она тоже идет. С ее темными волосами и тонкой шеей — и кошачий изгиб спины! — Мирца хорошо смотрится.
Даже со своими синяками.
Она красивая. Теперь Мирца это знает. Как сегодня тот дезертир на нее смотрел… хотя он не дезертир, конечно… Но смотрел хорошо.
— Дезертир не поделил что-то с Рыжим и Людоедом, — говорит она.
— Правда? И кто выиграл?
— Дезертир заколол Людоеда до смерти, а Рыжему порезал шею.
— Крутой парень, — говорит Тиуториг равнодушно. — Как же они так сплоховали? Вроде ребята крепкие.
Хотя на самом деле ему наплевать на всех Рыжих и Людоедов вместе взятых. Они этому голубоглазому на один щелчок, не противники…
Голубые глаза, не мигая, смотрят, как она раздевается. Это почему-то приятно, хотя и страшновато.
— Ему помог другой солдат. Тоже, видимо, дезертир.
Он кивает, не слушая. Протягивает левую руку.
— Иди ко мне.
* * *
Она берет его рубаху.
На табурете остается желто-розовая неживая рука. Она лежит ладонью вверх, ремни небрежно ослаблены. Полусогнутые пальцы смотрят вверх — словно отростки или корни. Эта рука пугает Мирцу, но она храбро касается ее пальцами.
