– А ты? Как же ты, Мышка? – спросил я, все же взяв из ее рук деньги.
– Я же не умею играть на скрипке. А зачем она нужна, если я не умею играть?
Честно говоря, я не подозревал, что скрипка может так дорого стоить. И это приятно кольнуло мое сердце. Денег, действительно, было достаточно, ну, если не для самой лучшей, то вполне приличной для профессионала аппаратуры.
– Мышонок, мой славный маленький Мышонок, – я со всей силы обнял ее. И слова мои были искренними. Но искренность моих слов еще ничего не доказывала. – Все у нас будет хорошо. Теперь я по-настоящему смогу заботиться о тебе…
Она счастливо улыбалась. Ее слезы уже высохли. Она мне, как всегда, поверила.
И все равно этот вечер был самый грустный из тысячи вечеров нашего хрустального рая. За окном по-прежнему барабанил дождь. А мы сидели, крепко обнявшись. И впервые в наш вечер не ворвалась сумасшедшая музыка Моцарта. Великий композитор сегодня от нас отвернулся. И, наверно пожалел, что когда-то несколько веков назад посвятил музыку нашей любви.
И я, от какой-то острой боли в груди, дождавшись, когда уснет Мышка, выбежал на улицу под проливной дождь и стал отчаянно срывать ветки белого-белого жасмина. Это единственное, что я мог сделать в тот вечер для своей любимой…
– Это единственное, что я мог сделать в тот вечер для своей любимой, – глухо повторил я.
И уже без слез, как-то вызывающе посмотрел на Ольгу. Но она поняла, как мне больно. И молча поднялась с места и направилась к выходу.
– Вы ничего не хотите мне сказать? – крикнул я ей вслед.
Она остановилась. Но не повернулась ко мне.
– Мне кажется, эта девушка знала свою цену, Григ. Поэтому она могла жить именно так. Вы же всегда в своей цене сомневались, и пытались набить ее набитыми карманами. В этом ваша ошибка, Григ. А в остальном… Вы все сами сказали.
И она скрылась за дверью, оставив меня в этом одиноком пустынном месте с решетчатым окном, под решетчатым небом, Оставила со своей болью, своими больными воспоминаниями, которые беспощадно хлестали меня по лицу, по моей совести. И я уже даже был где-то в душе благодарен этому страшному месту за эту железную койку, за этот решетчатый мир. Я был благодарен за память, которая медленно возвращалась ко мне. И которая наказывала меня по праву…
Уже светало, когда за этой славной компанией захлопнулась дверь. И я остался один в комнате своего друга Грига.
В комнате, едва освещенной ранними солнечными лучами. И уже при дневном свете я стал рассматривать единственную фотографию, которую успел спрятать. Да, сомнений не могло быть. На фотографии действительно запечатлена убитая девушка. Красивое смуглое тело, пышные волосы и невидящие глаза, полные нескрываемой боли. И чем больше я вглядывался в черты этого мертвого загадочного лица, тем больше она мне нравилась.
