– И что? Думаешь, так сидел русский народ веками? Сидел и сидел на болоте? Кривой, косой на один глаз и оба бока? Да уж конечно! Если бы он так сидел, мы бы сейчас в ошейниках ходили за господами! А что у девушек наших такие кислые лица? Кому интересно на вас смотреть? Вам-то, может, пострадать и приятно, а мне вот совершенно неинтересно! И зритель за эту перекисшую манную кашу деньги платить не будет! Помидором тухлым бросит в вас и уйдет! В пустом зале будете перекисать! Ну-ка, все, встали, на раз-два, плечи расправили и – побежали!
– Куда? – удивились мы.
– На месте, высоко поднимая коленки, чтобы кровь побежала по жилам, чтобы сердце застучало, а то сидят, квёлые, пыльные…
Мы побежали, стали смеяться, глядя друг на друга. Кто-то из мальчиков зачем-то надел на репетицию костюмы, которые нам вчера дали на примерку и подгонку. Дворяне, в удлиненных приталенных сюртуках не по росту, бежали, высоко задирая ноги, выбивая пыль из исторических досок нашей девятнадцатой аудитории, видавшей великих актеров в их бытность студентами.
– Вот! – удовлетворенно хлопнул в ладоши Волобуев. – Другое дело! А то сидят, замухрышки… Вон Кудряшова как разрумянилась, просто девушка на выданье, а ей-то по роли как раз нужна интересная бледность…
– Я уксуса выпью, Алексей Иванович! – запыхавшись, ответила я, не переставая высоко поднимать коленки.
Хорошо, что мне не пришло в голову надеть болотно-зеленое платье в пол, которое мне дали в костюмерной. Мы ходили вчера в костюмерную Малого театра, где нам подобрали настоящие костюмы, в которых когда-то играли «Дачников» самые известные и народные, много лет подряд.
– Нет уж, не надо, – засмеялся Волобуев. – Лучше сядь, посиди, отдышись. Так, все девочки – сели, мальчики продолжают бежать, помедленнее только, и костюмы не порвите, руками так не размахивайте!
Мальчики, развеселившиеся от бега, уже разошлись, стали бежать, как лошадки, как резвые лошадки, как лошадки, которые хотят уронить седока, как цирковые лошадки, как сошедшие с ума большие владимирские тяжеловозы…
Волобуев смеялся до слез, глядя на наших великовозрастных мальчишек, у некоторых из них уже росло дома по ребенку, а то и по два. Кто-то ведь успел отслужить в армии, другие пришли после театрального училища.
– Можно сесть?! – крикнул наш староста, огромный темноволосый Савин, нелепый и смешной.
– Нет! – в тон ему воскликнул Волобуев. – Нельзя! Беги, Савин! Представь, что впереди – твоя слава великого комика, и ты – за ней! Беги!
