Красные огурцы | страница 48
— Мне понадобится твоя помощь, — буркнула Дуня.
— В чем?
— В эксперименте.
— Ради науки — что угодно! — Дед откупорил старую бутылку и разлил наливку по маленьким рюмкам.
В глубине души он надеялся, что Дуня не станет тратить свою юную энергию на странный эксперимент с каким‑то сказочным первым встречным, надеялся, но не очень сильно. Она с детства любила эксперименты и опыты, и он узнал этот азартный огонек в этих круглых васильковых глазах.
Прошло месяца два. Ни один индивид, формально подходящий под определение «первый встречный», не потревожил их жилища, и дедушка начал уже забывать о споре. Пока одним прекрасным июньским вечером, когда в доме стало влажно и он уже запустил свою дизельнодисперсную печку, в дверь не постучали.
И когда Степан Трофимович вышел на крыльцо и увидел у калитки неприкаянного молодого человека с корзинкой, а в глазах внучки огоньки, разгорающиеся в молнии, он понял — Дуня не забыла.
Первый встречный ушел мыть руки. Дуня в крайней степени возбуждения обратилась к деду:
— Ты помнишь, что обещал мне помогать?
— Дуня, может, не надо? Все же живой человек…
— Надо! Я сказала, что докажу, и я докажу. Ты будешь мне помогать?
Степан Трофимович вздохнул, но согласился.
Пожалуй, он недооценивал артистических способностей внучки. Язвительная и колючая Дуня напустила на себя такой простодушный вид, что первый встречный по имени Антон совершенно не сомневался, что перед ним деревенская девушка, бросившая подойник и соху, чтобы восхититься обаянием городского гостя.
Пока хозяин водил Антона в мастерскую, Дуня забежала к себе в комнату и вернулась с наброском плана эксперимента. Улучив секунду, она объяснила дедушке его задачу.
— Объект — типичный городской интеллигент, эмпатичный, нравственно полноценный, — торопливо говорила она. — В этом его слабость. Ты уже заработал авторитет в его глазах, теперь постарайся укрепить его самоощущение честного, доброго человека.
— Зачем?
— Завтра ты умрешь! — с восторгом прошептала Дуня.
— Что?!
— Мы инсценируем твою смерть, и я попрошу его взять меня с собой. Я — слабоумная сирота, родители погибли в авиакатастрофе, мне некуда идти. Совесть не позволяет ему бросить меня. Огромная эмоциональная встряска! Чувство долга! Сострадание!
Степан Трофимович смотрел на подпрыгивающую от возбуждения внучку и чувствовал, как ужас от услышанного постепенно затмевается научным азартом. Эксперимент! Он уже давно вышел на пенсию и страшно скучал по тем временам, когда от него зависело что‑то большее, чем техническое оснащение избы посреди леса. Он узнавал в Дуне себя. Он так хотел, чтобы у нее все получилось! И в то же время так хотел доказать, что прав!