– Тебе, наверное, надоело питаться консервами.
Надо срочно дать понять, что ей не удалось поразить его кулинарными чудесами.
– Обычно мне доставляют готовую еду. В Уистлере есть несколько очень хороших ресторанов.
– Но я уже приготовила, если ты голоден. Не хотелось бы сегодня заставлять людей рисковать, выезжая на скользкую дорогу.
Сочувствие курьерам определенно не было проявлением злобного нрава, подсказала ему совесть.
Кернан не представлял, как он проголодался, до тех пор, пока Стейси не поставила на стол пиццу с золотой корочкой и поджаристым, скворчащим сыром. Он с трудом удержался, чтобы не начать рвать куски, как голодный зверь.
– Что ты делала в моей спальне?
– Сняла простыни. Подумала…
– Не надо думать. Держись подальше от моей комнаты.
– Пора менять белье, – упрямо сказала Стейси.
– Уборщица придет, когда я уеду. Я не держу прислуги в доме, потому что не люблю, когда суют нос в мои дела. Это личная территория. Не смей рыться в моих вещах – у тебя и так довольно компромата. Не желаю, чтобы весь мир знал интимные подробности моей жизни.
– Я только сняла простыни!
– И не шарила по полкам в поисках «горяченького»?
– Ради бога, что такого «горяченького» можно найти в твоем белье? – Фраза получилась двусмысленной, и Стейси залилась краской.
– Однажды репортер спросил меня, что я предпочитаю – семейные трусы или плавки.
– Глупый репортер, – заметила Стейси. – Кого интересует нижнее белье такого большого мальчика. – Ее голос звучал придушенно.
– Разве тебе не было бы любопытно узнать такую подробность об известном человеке? – спросил он, наслаждаясь ее смущением, особенно после упоминания «большого мальчика».
– Нет!
– Мне тоже.
От смущения Стейси невероятно озаботилась шоколадным печеньем – начала лопаткой снимать с противня и складывать на тарелку, не замечая, что оно ломается и крошится! Что было делать Кернану – спасать печенье или продолжать наслаждаться ее растерянностью?
Решив объединить два удовольствия, Кернан отобрал у Стейси лопатку.
– Напиши это в своем репортаже.
– Его не будет, – заверила Стейси, стараясь вернуть себе инструмент. – Иначе я не меняла бы тебе простыни, а занималась бы статьей.
Кернан цапнул с тарелки печенюшку.
– Возможно, ты пытаешься ввести меня в заблуждение.
Он был рад, что злость приглушила сияние лица Стейси. Однако, памятуя о своем проступке, девушка прикусила язык и не стала возражать, более того, заговорила нарочито нежным голосом:
– Сегодня ты будешь спать на чистых, хрустящих простынях и думать, что Стейси милая и на нее не стоит жаловаться в полицию. Надо бы простить ее, ведь она так хорошо себя ведет.
