Тимолеон схватил осла за шею.
— Я забираю его с собой, — объявил он.
— Нельзя брать его на корабль, — вымолвила Диона. — Пойдем.
— Нет, — упрямо сказал Тимолеон.
— Ты пойдешь, — произнесла Диона, четко выговаривая каждое слово, — поползешь на четвереньках или полетишь, но отправишься со мной. Понял?
— Ты не сделаешь этого, — испуганно пробормотал он.
Диона подняла руку. Вокруг уже снова собирались люди, некоторые орали во всю глотку. Вот идиоты.
— Ну? Ты же трубил о моей магической силе на весь Тарс — так кем ты хочешь быть? Змеей? Гусем? Собакой?
Подбородок Тимолеона затрясся. — Ты не заколдуешь меня, ты не сможешь этого сделать!
— Неужели? — съязвила Диона. Ее волшебная сила находилась внутри нее, там, где всегда была богиня. Диона с легкостью могла превратить сына во что угодно.
Она ясно дала ему это понять. Тимолеон был еще мал, но далеко не глуп. Мальчик заморгал, явно собираясь заплакать, однако, поняв, что сейчас мать слезами не проймешь, Тихо произнес?
— Но, мама, если мы оставим ослика здесь, его снова будут бить, и еще сильнее, чем прежде.
Этого отрицать Диона не могла. Хозяин осла, судя по его злобной физиономии, бил не только животных, но и своих детей. Пока что он стоял, потеряв от испуга дар речи, но это, похоже, продолжится недолго. Она повернулась к Гебе: — Мой кошелек.
Та извлекла его из корзины, осуждающе покачав головой.
— Вот! Это за вашего несчастного ишака и за всю его ношу.
Она ушла прежде, чем погонщик смог заговорить и начать торговаться. И что ей теперь делать с грязным, засиженным мухами, тощим ослом?
— Может быть, мне его взять? — предложил Луций Севилий. — Для него наверняка найдется работа во владениях триумвира.
— Замечательно, — обрадовался Тимолеон. — Хорошенько корми его и не заставляй таскать тяжести.
— Все так и будет, не беспокойся, — обещал Луций Севилий — он единственный, кто не был напуган странным поведением ребенка. Остановившись посреди улицы, он стал снимать с осла поклажу. — Я попозже пришлю за этим.
Ты действительно думаешь, что до прихода ваших людей бутыли не растащат? — спросила Диона. — Впрочем, оставь. Это всего лишь прогоркшее оливковое масло, да еще в плохой посуде.
Однако нищие уже подбирались поближе, готовые схватить столь щедрый дар судьбы. Луций Севилий, пожав плечами, освободил скотину от ноши и даже седла, имевшего весьма потрепанный вид — похоже, его использовали поколений пять. Вся спина животного была в болячках и шрамах. Увидев это, Тимолеон расплакался.
