Две березы на холме | страница 97



Но тут я замолкла, так как все равно было неясно: за что Шамиль должен резать невесту?! Тем более будучи вождем восставшего народа, хоть пока и несознательным? Ответ подсказал Хас-Булат: там-то были все куплеты известны. Мы вспомнили Хас-Булата и догадались, за что: за измену!

Теперь оставалось лишь сочинить куплеты, чтоб и всем стало ясно. Естественно было начать ответ издалека, повторяя невестин же вопрос:

«Ах, затем я не пришел…»

Конечно, он к ней обращается: «Моя дорогая!» Итак:

«Ах, затем я не пришел,
Моя дорогая…» —

написала я, проговаривая вслух, и Зульфия легко докончила одним духом:

«Что молился на горе,
Кинжалом сверкая!»

И мы дружно закрепили успех припевом!

А дальше должна она сообщать про свою измену, и тоже с издевкой и в открытую, как полагается гордой горянке.

«Ты меня не пожалел…» —

стала я писать. И пока моя рука выводила буквы, в голове сложилось остальное:

«Но и я молилась!
А теперь узнай, что я
К тебе изменилась!»

И пошла «Ойся!», да такая, что чуть зеркало не сорвалось с крюка над столом.

— Слушай! — вдруг среди «Ойся!» остановилась Зульфия и в ужасе округлила глаза. — Слушай! Я ведь вспомнила настоящий куплет! Что же, теперь все пропадет?!

— Говори же! — топнула я ногой в азарте и бешенстве.

«Ах, затем я не пришел,
Кинжал затупился…
А теперь я наточил
И к тебе явился…» —

падающим голосом, все ниже и тише, проговорила Зульфия.

Мы стояли друг против друга, как два боевых петуха, уже утратившие пыл боя, но еще не умеющие разойтись с честью.

— Ой, Зульфия! Как хорошо, что ты его не сразу вспомнила! — начала я что-то понимать. — Тогда б мы ни за что не стали сами сочинять… А больше ничего не помнишь?

Зульфия затрясла головой, что нет.

— Правда, — заговорила она уже веселей, — этот куплет вовсе не мешает! Пусть будет!

Мы закончили жуткую историю шамильской любви, сочинив и еще один куплет, который исполняется на два голоса. Невеста спрашивает:

«Ты зачем его точил?
Это что за дерзость?»

И он отвечает:

«Я затем его точил,
Чтоб тебя зарезать!»

Мы были очень довольны. И много раз подряд проделали «Ойся!». Устали и уселись к столу, чтоб все хорошо переписать в двух экземплярах. Но, дойдя до припева, я споткнулась: «Я тебя не укушу» совсем не подходит ко всей сцене! Какая-то ерунда. Словно бы в насмешку. Я сказала об этом Зульфии. У нас же трагедия! Шамиль же кинжалом ее зарезал!

— Ага! — нашлась Зульфия. — Вот так и напишем — про зарезать! Ого как!

«Ойся да ойся!
Ты меня не бойся,
Я тебя не буду резать,