— Хочу, — с готовностью кивнула малышка. Слова мамы про злых дядей пугали, но маме не верить нельзя. К тому же они с няней давно не гуляли по лесу. Конечно, она сделает так, как сказала мама…
…Бежать по лесу она долго не могла, поэтому почти сразу ее на руки подхватил один из лакеев. Иногда девочка замечала, что кто-то из слуг отставал и больше не возвращался, но она не придавала этому значения. Наверное, за ягодами в другую сторону уходили: няня всегда говорила, что не стоит ходить по ягоды большой компанией, а то все раздавить можно. Куда несли ее саму, малышка не знала, но наверняка в какое-нибудь интересное место, чтобы она не скучала, пока мама разговаривает с плохими дядями. Папа часто говорил, что она — его маленькое сокровище, и если кто-то узнает, что у него есть такое чудо, ее обязательно попытаются отнять, а он своими девочками делиться не хотел. Малышка всегда хихикала в этот момент, потому что папа подбрасывал ее вверх и ловил, прижимая к себе и целуя в висок, но верила его словам безоговорочно. Поэтому тихо сидела на руках бегущего лакея — ведь она не хотела, чтобы злые дяди нашли ее и отобрали у папы с мамой…
…Няня подсадила ее и приказала забираться выше на дерево. Всунув в маленькую сумочку на поясе девочки несколько кусков хлеба с сыром и дав в руки фляжку с водой, велела молча сидеть и не спускаться отсюда ни при каких условиях, пока кто-нибудь из слуг за ней не придет. Сама же няня убежала в другую сторону, оставив уже порядком напуганную девочку сидеть в густой листве. Фляжку малышка изо всех сил прижимала к груди, отчаянно сдерживая слезы.
„Мамочка, папочка, заберите меня отсюда! Полуночная Странница, пожалуйста, пусть плохие дяди уйдут, я хочу домой!“
С той стороны, куда убежала няня, послышался крик. Едва слышимый, полный боли и отчаяния. Так кричит большая кошка, когда ей очень-очень плохо…»
Эля закрыла глаза и откинулась на плечо вмиг оказавшегося рядом Тиена. По щекам катились горячие слезы, но она не пыталась их останавливать. Эльф ничего не спрашивал, да она и не смогла бы сейчас внятно что-то рассказать. Оказывается, то, что она испытывала к близнецам — не ненависть. Это чувство впервые она почувствовала в тот момент, когда вместе с девочкой переживала страх и болезненное одиночество, сидя высоко на ветке в незнакомой части леса.
— Мамочка, — всхлипнула девочка, крепче сжимая пальчики, обхватывающие ладонь девушки, и Эля не выдержала. Она снова рыдала, уткнувшись в плечо эльфа, проклиная Серых Волков, всех младших богов за то, что допустили такое, и свою собственную слабость из-за того, что не может облегчить малышке боль от потери родителей и привычного мира.
