Открытку Марсия сунула в портфель, вместе с ручками и толстым блокнотом, куда она записывала наблюдения. Блокнот и ручки она называла «орудия моей любви».
Пока Алек пил чай, она позвонила своему любовнику, Сандору, хотя недавно поклялась себе, что больше не скажет ему ни слова. Сказала — про открытку. Однако ее воодушевление его не заразило. Ну и ладно! Ему не дано ее понять, но это вовсе не причина опускать руки.
Мама живет в десяти минутах езды, в простом домике, в ряду таких же, стоящих стена к стене домов. Там Марсия и выросла. Теперь мама живет одна.
Марсия высадила Алека из машины и вручила ему сумку с пижамой и зубной щеткой.
— Беги к двери и звони. Мне совсем некогда.
Она развернулась в конце тихого переулка, где каталась когда-то на велосипеде, и снова проехала мимо дома. Мать бросилась к калитке прямо в шлепанцах, словно хотела остановить машину; позади матери топтался Алек. Марсия гуднула и прибавила скорость.
Участники писательского семинара уже готовили чай и расставляли стулья в холодном зальчике в здании муниципалитета, где они собирались раз в неделю. В другие дни здесь заседали скауты, кадеты ВВС и троцкисты. Семинар организовала сама Марсия: дала объявление в местной газете. Изначально она задумывала что-то вроде общества друзей книги, надеясь привлечь таким образом больше народу. Но в последний момент перед подачей объявления она все-таки написала «для начинающих авторов». И вынула из своего почтового ящика два-три десятка стихов, сценарии и целый роман. Оказывается, не одна она стремится к самовыражению.
Все двенадцать участников семинара обыкновенно усаживались в кружок и читали друг другу вслух. За два года в этих стенах прозвучали чудовищные откровения, в ответ на которые можно лишь молчать или плакать, а также мечты, фантазии, отрывки из мыльных опер и изредка — произведения, полные пыла и воображения, выходившие чаще всего из-под пера Марсии.
Официально семинаром никто не руководил, но Марсия постоянно оказывалась в роли негласного лидера. Ею восхищались, а порой злобно завидовали, и это было приятно, потому что так в литературном мире и водится. У ее изголовья всегда лежала биография какого-нибудь писателя, и Марсия хорошо усвоила, что писательское ремесло — это спорт, причем опасный, контактный. А еще Марсия любила порассуждать о том, как развивается творческое начало, как человек становится писателем, и чувствовала, что вот-вот постигнет это таинство в полной мере. Ей хотелось только одного: размышлять о взаимоотношениях языка и чувства, кивать, слыша имена авторов, и с видом знатока говорить об их романах и загубленной личной жизни.
