Все не безоблачно пока еще. Софи любит на везде лазить. Если поблизости есть перекладина, Софи не пройдет мимо — обязательно на нее заберется. Еще она любит атаковать мамаш своих друзей. Этой забаве она научилась у своего закадычного дружка по детской площадке, четырехлетнего Синбада. Синбад неизменно одет как солдатик и любит устраивать на свою маму засады. Он в одиночку вырыл огромную яму под детской горкой, лисью нору, как он ее назвал. Такой работяга. Засядет там с совочком мокрого песка, мать придет — он этим песком в нее.
Мать говорит, все нормально, от военных игр никуда не денешься, так работает их воображение. Все мальчишки через это проходят.
Так вот, ему нравилось нападать на маму, потом он однажды и Софи подговорил на нее напасть.
Увы, это так.
Ударь, ударь ее, говорит Синбад.
Софи ударяет. Невинный такой удар, как бы невзначай — раскачивает своей детской ножкой, а взрослая мамина нога как раз случайно рядом. Опять я отшлепала Софи и велела извиниться, и что же мама?
Да все нормально, говорит, мне не больно.
И Софи решила, что атаковать мам на площадке можно: одни говорят «прекрати», а другие — «ну, она ведь не нарочно», особенно если видят, что Софи хотят наказать.
И вот однажды случилось кое-что посерьезней. Все началось с того, что Софи притаилась в лисьей норе с совочком песка. Она сидит, я за ней прихожу, она в меня песком — раз! Прямо на чистое приличное платье.
Где это видано, чтобы китайский ребенок так себя вел?
Софи! — говорю. — Вылезай и извинись.
Но она не вылезает. Еще и смеется. Ха-ха-ха, говорит.
Ей-богу, ни один из миллионов китайских детей не позволит себе такого.
Софи! — говорю. А ну живо вылезай!
Но Софи знает, что ей грозит. Она знает, что будет, стоит ей вылезти. И она не вылезает. А я разве могу в шестьдесят восемь лет, в свои китайские почти семьдесят, ползать там и ловить ее? Нет конечно. И я продолжаю кричать — кричу и кричу, и что же? Ничего. В Китае мамы помогли бы мне, а американские мамаши только смотрят, качают головами и расходятся по домам. И уж конечно, китайский ребенок давно бы уступил, но не Софи.
Ненавижу тебя! — кричит она. — Ненавижу тебя, Злюка!
Меня теперь так зовут — Злюка.
Длилось это ужасно долго, целая вечность прошла. Лисья нора глубокая, ничего в ней толком не разглядишь, и где она кончается, не ясно. К тому же оттуда плохо слышно. Если Софи не кричит, невозможно даже понять, там ли она еще. Вот уже стемнело, похолодало. На площадке, кроме нас, никого.
