В Мекнезе французскую миссию принимал император. Он принимал их в огромном дворе. Нагнувшись, он выехал из деревянных ворот. На нем был тонкий белый бурнус, желтые туфли без задников, к каблуку прицеплены были серебряные шпоры. Перед ним выстроились ряды черных солдат. Играла заунывная музыка, император был чрезвычайно спокоен и почти не двигался, сидя на лошади. Очень тихо, но любезно ответив на- приветствия, он тронул узду и удалился, покачиваясь в седле.
В Мекнезе все ходили в шлепанцах, как император. В шлепанцах невозможно бежать, можно шествовать. Поэтому, чтобы передвигаться быстрее, араб обязательно должен залезть в седло.
Как и в Танжере, в городе был еврейский квартал. Широкоплечие, мощные, как патриархи, евреи сидели на террасах и беседовали или созерцали прохожих. Их кудлатые головы темнели на фоне неба,, фиолетово-голубого и слегка облачного, «как у Веронезе», заметил Эжен. Он зашел в дом. Его пригласили к столу. Вошла молодая женщина, полная и приземистая, и всем поцеловала руку.
Он жил насыщаясь — за четыре месяца надо было накопить на целую жизнь.
В середине апреля миссия вернулась в Танжер. В консульстве их ждали письма из Франции. В Париже разразилась холера — в этом гигантском и грязном городе эпидемия была очень опасна. Палаты прервали свои заседания — депутаты бежали в провинцию.
Эжен волновался за Шарля — чтобы ему не вздумалось поехать в Париж. Здесь, на другом берегу Средиземного моря, он чувствовал себя как в раю, куда едва долетали отзвуки горя с далекой и бестолковой земли. Даже волнение здесь быстрей исчезало, как бы растворяясь в сияющем небе, замирало, как крик.
Эжен выхлопотал у местных властей разрешение переправиться на противоположный берег пролива, в Испанию. На противоположном берегу виднелись золотистые и белые кубики испанского города Кадикс. Эжен попал туда к вечеру и заночевал во французском консульстве.
«Бьет полночь у францисканцев. Странное впечатление в этой столь необычайной стране. Лунный свет; белые башни при лунном свете».
Боже ты мой, он в Испании! Утром он бродил по затянутым полосатыми тентами улицам Кадикса — в прорехи обрушивался ослепительный солнечный свет. На крылечках сидели черноволосые дамы и курили сигареты, пуская кольцами дым, и, время от времени прищурившись, сплевывали. Прошел священник — попы здесь были высокие и костлявые, — дамы, зажав сигарету в руке, подбежали попросить благословения. Потом сидели и курили опять.
