Так, уже в этом году некий аналог ЕГЭ вводится и для начальной школы. Централизованная проверка знаний на основе единых контрольно-измерительных материалов коснётся пока только четвёртых классов. Сдавать четвероклашки будут три предмета: русский язык, математику и окружающий мир. Для детей, считают в Минобре, такие работы будут дополнительной мотивацией к обучению. Учителя менее оптимистичны. Малышам всё равно, кто будет проверять их работы: учитель, школа или министерство, повысить их интерес к учёбе система проверки никак не может. А вот на пресловутый рейтинг школ ещё одна аттестация повлиять может, и вряд ли власти удержатся от административных выводов по поводу результатов.
Теги: общество , образование
В основу диктанта положен отрывок из романа А. Проханова «Кочующая роза», очерковый характер которого определил специфическое – дробное, абзацное – членение, нетипичное для текстов, нацеленных на проверку правописания.
Утро в редакции. Ты принят главным редактором, рыжеватым, в очках с золотой оправой. В благодушной его фамильярности слышатся сталь и холод. Как ни вникай, разговор пока не о главном. Несут газетные полосы. Он черкает, правит, колет пером, прорывая бумагу насквозь, и, мало-помалу успокаиваясь, изредка посылает в тебя золотые лучики от очков.
Потом говорит он один. Именно этой темой ты занят не год и не два – полжизни. Но на этот раз тебе предлагают двухмесячное путешествие. И тут же, в кабинете редактора, в тебе возникает движение. Некий вектор туда, на восток, куда понесут тебя ночью турбины.
Редакция – стартовая площадка, с которой тебя запускают. Тебя заряжают, вкладывая внутрь программу. Выстреливают тобой, и ты падаешь за много километров от пункта наведения. Врезаешься в другие слои, стараясь проникнуть в глубь иной жизни.
Ты жадно смотришь и чем внимательнее вглядываешься, тем яснее видишь: завод на Урале, где из огня, электричества, стали возникают трубы для сибирского и среднеазиатского газа, или полосатый столб у границы, на котором иранский лев поднял меч среди туч...¹
Ты работаешь на пределе, выгорая с каждым перелётом. И вот на последнем дыхании ты выбираешься наконец из какого-нибудь кишлака, пересаживаешься в стеклянно-прозрачный автобус, и, когда гигантский лайнер отрывает тебя от шумного горячего города, ты знаешь: твой путь завершён. Опускаешься ночью на холодный бетон Домодедова, несёшься в березняках, ослепляемый светом фар. И вдруг с удивлением, как о прошедшем давным-давно, вспоминаешь утро в песках, сиреневого ишачка, седые усы старика на коричневом, привыкшем к солнцу лице.
