(Д. Мирский). Маяковский, несмотря на стальную твёрдость своих воззрений, нёс в себе драгоценный дар великодушия, в том числе и к поверженным врагам. В одной из глав поэмы «Хорошо!» есть сцена, где генерал Врангель покидает Крым и Россию. В картине нет никакого победного улюлюканья и радости от гибели противника и его дела. В этом фрагменте остро ощутим масштаб Маяковского-художника, сверхталантливо и малословно, неотразимо ритмически изобразившего время, личность, трагедию русского «исхода»:
Глядя
н[?] ноги,
шагом
резким
шёл
Врангель
в чёрной черкеске.
Город бросили.
На молу –
г[?]ло.
Лодка
шестивёсельная
стоит
у мола.
И над белым тленом,
как от пули падающий,
на оба
колена
упал главнокомандующий.
Трижды
землю
поцеловавши,
трижды
город
перекрестил.
Под пули
в лодку прыгнул…
– Ваше
превосходительство,
грести? –
– Грести!
Содержание и формальный строй пьес «Клоп» и «Баня» не сводимы к сатирическим агиткам. В них, как и везде, где есть смеховое начало, царствует карнавальная стихия, на что указывал Михаил Бахтин: «У Маяковского много карнавального, очень много…» Следует отметить и редкую по меткости и точности его «путевую» прозу. Вот лишь два крохотных примера. И как это звучит сегодня! Вернее, как звучат сегодня их родовые признаки: «гонористая демократическая колония» (о Польше), «неподкупность продажных газет» (о США).
Вещи, в которых поэт прощался с миром, – «Во весь голос» и то, что входит в раздел «Неоконченное», – просто грандиозны. Сколь многое зачтётся Маяковскому хотя бы за такие строки:
Я знаю силу слов,
я знаю слов набат.
Они не те, которым
рукоплещут
ложи.
От слов таких
срываются гроба
Шагать четвёркою
своих дубовых
ножек.
Жизненная сила и могущество искусства Маяковского в потоке лет лишь растут, и о главенствующей причине этого героического неумирания изумительно написал Михаил Пришвин, казалось бы, столь далёкий всему, что связано с поэтом: «Маяковский сделался нашим не силой поэтического кривляния и фигурантства, а силой внимания к грядущей народной жизни и смирения» .
Теги: литература , история
Г. Полтавченко и В. Гусев
Традиция "уличной" продажи книг в Европе существует с незапамятных времён, и СанктПетербург как европейский город также ей никогда не был чужд. Книги продавали с лотков в Апраксином дворе, на Литейном проспекте и даже на Аничковом мосту. К примеру, когда в XIX веке книгоиздатель А. Смирдин «перенёс» свою книжную лавку на Невский проспект, он, по воспоминаниям современников, пригласил всех литераторов Российской империи отпраздновать новоселье. И представьте себе, в «смирдинской» лавке собралось около 80 писателей! И какие это были имена! Относились они друг к другу поразному. А главное, к А. Смирдину в тот день пришли и «обидчики», и «обиженные»: их объединила любовь к книге. Со временем эта прекрасная традиция была почти утрачена. Но с прошлого года правительство СанктПетербурга в рамках Международного книжного салона начало её возрождать.
