Андрей(Свете) Пойдём, что ли, напьёмся?
Света. Пойдём.
Андрей прислонил лопату к дереву (но та соскользнула) и пошёл. Света пошла с ним. Ребята снова принялись за работу, кроме битника Жени, который стал возиться с транзистором.
Они медленно идут по кладбищу. Никого нет.
Потом они сворачивают с асфальта на тропинку и идут среди могил. Могилы. Разные. Почти все с оградками.
А есть просто холмик, и ни имени, ни числа.
Все звуки отключены.
Потом они пьют воду, став на колени, из-под крана.
Вовсю разлетаются брызги. Но шума воды не слышно.
Потом они сидят на скамейке, прислонясь спиной к ограде. Рядом памятник с фотографией.
Они молчат. Она склонила голову ему на плечо. Он взял её руку в свою. Как-то нелепо выглядят здесь их джинсы и кеды.
Он склоняет голову на длинные её волосы (они искрятся на солнце) и закрывает глаза…
Немного заслонённая её искрящимися волосами, смотрит с памятника строгая фотография ещё не старой женщины.
Долго смотрит…
«Наступит время, когда мёртвые услышат глас Сына Божия, и услышавши оживут» Иоанн 5.25
И вдруг включаются звуки, шум улицы, машин, звонки трамваев, Ведь кладбище расположено в центре города, рядом со стадионом.
Когда они вернулись, битник Женя снова возился с транзистором, Сергей и Валера играли на траве в карты. Вова пытался ходить на лопатах, как на ходулях, кое-кто просто валялся на траве.
Работу они кончили.
Только два дерева не были окопаны — Андрея и Светы.
Песня Beatles «Birthday»
Четыре пары ног: мужские — женские — мужские — женские.
Они сидят на диване: Слава, Таня, Андрей и Света.
Вечеринка у битника Жени.
Пластинка, кружась, отражается в полированной крышке проигрывателя.
В другой комнате стол. Много бутылок разных, рюмки разного калибра. Посредине «закусь» — ваза с конфетами.
Сергей и Валера, пристроившись за журнальным столиком, играют в коробочку.
Вова с сигаретой ходит неприкаянно: — Отцы, скоро бухать будем?
Есть ещё разные люди, сидящие, стоящие, мигрирующие по комнатам, из которых следует выделить двоих друзей битника Жени — тоже битников, они стереотипны: прыщавы, длинноволосы, в белых босановах, потёртых джинсах и чешских вельветовых туфлях.
Они и Женя (они стоят, он сидит на подоконнике) беседуют у раскрытого окна:
— Эрик Клаптон — он, конечно, чувак…
— Но всё же до Джимми Хендрикса ему далеко…
— Я уже не говорю о Джоне Мэйеле…
— Да что твой Джон Мэйел? Лажа…
— Дурак ты. Сам ты лажа. У него обалденный альбом, Мельник за него шесть колов просит…
