Голос исчез так же неожиданно, как и появился. Наступила тишина. И человек услышал слова:
— Ты слышал?
— Да. А почему так неожиданно все оборвалось?
— Я же не могу воспроизвести все стадии моего обучения, оно длилось три года.
— А это было раньше?
— Что «это»?
Они умолкли.
— Я... я ошибся, — проговорил железный ящик.
— Слушай, а нет ли у тебя записанного голоса того первого семантика, о котором ты мне рассказывал?
— Есть. Ты хочешь послушать?
— Нет, не хочу. А ты действительно мыслишь гораздо быстрее человека?
— Да, это правда.
— Но ты говоришь в том же темпе, что и я.
— Только для того, чтобы меня поняли. Если даже за какую-то долю секунды у меня уже готов ответ, я его тебе сообщаю постепенно... Я уже привык к тому, что вы, люди, так... медлительны.
— Мне хочется вот еще что спросить у тебя: как ты относишься к себе подобным?
— Интересно, почему ты меня об этом спрашиваешь?
— А тебе это неприятно?
Раздалось нечто похожее на легкий смех.
— Нет, но ведь то, о чем ты спрашиваешь меня сейчас, ты мог знать еще на Земле.
— Не знаю. Ну а что ты чувствуешь, когда видишь другого... другой...
— Ничего не чувствую.
— Как ничего?
— А вот так, ничего. Ты что-нибудь чувствуешь, когда встречаешь на улице прохожего?
— Иногда что-то чувствую.
— Если это женщина...
— Чепуха.
— Не спорю, я над этим не задумывался. Но, учитывая, что ты находишься здесь со мной...
— Я не бесполое существо. Мне всегда был противен аскетизм. Другое дело, если это аскетизм вынужденный.
— Согласен. Раньше даже посылали парами.
— А тебе известно, чем это кончилось?
— Да, я знаю.
— Не может быть! Ведь некоторые отчеты о полетах не публиковались.
— Но ты их читал?
— Я предпочитал все это знать! Боже! Чего только не писали о космических полетах за последние сто лет! Пожалуй, еще никогда так усиленно не работала людская фантазия — в литературе, искусстве, науке огромное количество людей напрягало все свое воображение, пытаясь предвосхитить будущее. Ты читал эти истории?
— Некоторые из них. Смесь сентиментального и сверхъестественного. Видения райских садов, нашествия с других планет, восстания роботов, и никто не предполагал, что...
— Что, что?! Что практически это будет выглядеть совсем не так?
— Пожалуй, ты прав.
— Почему же невозможно предугадать действительность?
— Потому что никто не может быть так отважен, как она сама.
— Тебе знакома история с ракетой номер шесть?
— Нет. А что это за история?
— Ничего особенного. Ты говорил — ага, вспомнил — о восстаниях роботов. Скажи, а ты мог бы взбунтоваться?
