— Я знаю, что вы блестяще справились с программой А когда вы заметили, что фокус со швейцарским банком послужил лишь приманкой?
— Очень поздно Разумеется, когда год спустя я проходил переподготовку, от меня не скрывали, что речь отныне пойдет о разведывательной работе Но без экономических сведений немыслимо международное финансирование. Промышленным шпионажем занимаются все крупные концерны. Я однажды вычитал, что во Франции действуют двадцать тысяч тайных агентов, причем девяносто процентов — в экономической сфере. В первом ряду стоят наши славные союзники — американцы, англичане, западные немцы. Ну а швейцарским банкам сам бог велел быть хорошо информированными и не довольствоваться официальной статистикой. Меня натаскивал на новую роль некто Альтермайер, вы его знаете?
— Да, бывший штурмбаннфюрер.
Шовель дернулся:
— Бог ты мой! Эсэсовец?
— Ну как вам сказать… Он не служил в гестапо. Альтермайер был агентом абвера в войсках СС. После войны союзная комиссия объявила его «чистым».
— Спасибо хоть за это… Посвящение в искусство шпионажа было захватывающим. С чем бы это сравнить?.. Пожалуй, с разработкой учеными военной техники. Несмотря на все соображения морали, они ведь получают истинное наслаждение, глядя на свои красивые игрушки. Старик к тому же оказался прирожденным педагогом. Как сейчас слышу его фельдфебельский рык: «Отставить французскую логику!»
— Удачная команда. Чему он вас учил?
— Главное — методу мышления. Разведчик, повторял он, должен ощущать свое превосходство. Тренируй свою волю и тело. Привыкай к лишениям. Настоящая твердость заключается в отсутствии жалости к себе. В нем жил неистребимый прусский дух.
— Ничего удивительного. Человек, как и народ, компенсирует поражения гордостью за былое. Сколько лет наполеоновская легенда помогала Франции зализывать раны и обретать веру в себя? Хотя Европа натерпелась от Наполеона предостаточно.
— Наполеон не додумался до концлагерей.
— Нет, — улыбнулся Норкотт. — Это наше изобретение времен бурской войны.
— Все же ваши лагеря в Трансваале не были Дахау.
— Вы знакомы с Дахау?
— Я был тогда ребенком.
— А мне довелось отдыхать в Маутхаузене, потом в Хайнцерте. Вам говорит что-нибудь это название?
— Хайнцерт? Нет.
— Там творились такие ужасы, что само гестапо называло его «лагерь-призрак». В сорок четвертом они стерли его с лица земля, не оставив ни могил, ни пепла.
— А как же вы?
— Незадолго до того абверу потребовалось допросить меня еще раз. Приказ доставил в лагерь один лейтенант, причем по собственной инициативе. Его фамилия была Фрош. Вопросы есть?
