«Это что, комплимент, господин фон Левитцов? Хотите, чтобы вас считали джентльменом, а сами сравниваете меня с конем? А кто же тогда Одиссей, который меня придумал? Может быть, толстый Геринг?»
В своем наигранном возмущении она показалась ему еще привлекательней.
«Простите, дорогая, это сравнение действительно не очень удачно, даже отвратительно».
«Кроме того, если вы собираетесь выступить в роли Ахилла, не забудьте о его уязвимой пяте».
«Да, я действительно позволил поглядеть в свои карты. Сознаюсь».
«Могу я быть уверена, что вы не прячете запасных козырей в рукаве? У вас ведь тоже есть свои связи в Берлине».
Нет, ее не обманешь. У нее на все есть ответ. Он попытался чуть припугнуть ее:
«Да, в столице рейха у меня большие связи».
«Значит, мы оба идем на риск», — кивнула она.
«Окупится ли он?»
Она ответила вопросом на вопрос:
«Так вы решились?»
«Во всяком случае, я заинтересован в том, чтобы открыть счет в банке высокогорной страны. — И, продолжая говорить недомолвками, добавил: — В ближайшие дни я еду в Берлин. Люблю небольшие сюрпризы. Вам я обязательно устрою один».
Это была их первая серьезная беседа. Он шел на это свидание, чувствуя себя победителем. Правда, ему не удалось одержать победу, но зато он сделал открытие: Хильда Гёбель была совсем не такой, какой ее представляли мужчины в германском посольстве в Варшаве. Он уехал в Берлин, провел там несколько недель и вернулся в Варшаву, обогащенный некоторым опытом.
В поезде он встретился с еще одним поклонником Хильды Гёбель. Роберт Вайземанн тоже был журналистом. До самой германо-польской границы он сидел рядом с Левитцовом, молчаливый и взволнованный. Пограничник, проводивший проверку, был очень вежлив. Он быстро просмотрел паспорта и вернул их со словами:
«Прошу вас, господа. Желаю вам доброго пути и приятного пребывания в Варшаве. Всего наилучшего».
«Спасибо, любезный», — ответил фон Левитцов.
Вайземанн безмолвствовал, пока граница не осталась позади, а потом взорвался:
«Это непостижимо, господин Левитцов! Этот чиновник обходится с нами с вежливостью, которая пристала учителю танцев в пансионе для благородных девиц, а подобные ему чиновники, облаченные в форму, заняты в Берлине тем, что пытаются опять узаконить средневековые пытки и охоту на ведьм и еретиков».
«Вы не преувеличиваете?»
«Возможно, вы и правы. Но такими бесчеловечными не были даже инквизиторы».
Столь печальный тон был необычен для Вайземанна, поэтому фон Левитцов с интересом смотрел на него.
