Такие «ключевые» слова, как «анализ», напоминают об искусственной созданности этих произведений. Автор склонен всё подвергать анализу, «препарировать» язык и образы, пропуская их через сознание: и
«сквозь неправильную речь прорвётся пение»
:
«Словоформы порожней планеты плетут /говорить на чужом языке. Языком / до неба дотронувшись, как до небес, / может это вообще о другом. / Неправильной речи редут»
.
«Поэта – далеко заводит речь…» – как сказала Марина Цветаева, и мы видим подтверждение этому. Наверное, в этом и есть задача современной поэзии, как и любой другой, – «объять необъятное и постичь непознанное», не прекращая для этого расти в ширину и высоту, открывая новые земли и, быть может, миры.
Наталья КАУЛИНА
Теги:
литература
,
критика
Наши учителя нас учили: нет профессии «поэт-переводчик», есть просто поэт. Предположим, что человек смотрит на дерево за окном и пишет о нём стихотворение. А другой человек смотрит на то дерево, что запечатлено в стихах другого поэта, и пишет с него своё русское стихотворение. Здесь необходимо точно такое же умение рисовать словами, свободно владеть поэтическим мастерством. «Разницы нет – срисовывать с дерева в окне или с дерева на книжной странице», – говорил Аркадий Штейнберг.
Но бывают, оказывается, такие случаи, когда поэт, увлёкшись чужим стихотворением, но не удовлетворённый им полностью, находит то же самое дерево или тот же самый пейзаж, что вдохновил оригинального поэта, и списывает свой перевод не с книжной страницы, а с прямо с натуры. Не знаю, можно ли назвать такое происшествие переводом, когда остаётся только тема, а стихотворение пишется наново, с чистого листа. Наверное, нет. Недавно у меня произошёл такой случай с английским поэтом XX века Филипом Ларкином. Я прочёл его стихотворение про могилу графа и графини Арунделов (XIV век) в Чичестерском соборе и был впечатлён не столько стихами, сколько самим сюжетом. Будучи в нынешнем году в Англии, я добрался до этого городка на юге Англии, в графстве Сассекс, и посетил собор. Произошло удивительное явление. Зрелище надгробия Арунделов полностью стёрло из моей памяти стихи Ларкина (или то, что от них оставалось в голове). Я был, так сказать, поставлен лицом к лицу с явлением, которое требовало огласки русским языком.
Результат – нижеследующее стихотворение. Последняя его строка взята не из Ларкина, а из «Песни о Гайавате» Лонгфелло, – так уж получилось.
