Красная ворона | страница 8
Обычно он убегал из дома сразу после завтрака, а возвращался к ужину — усталый, голодный и исцарапанный. Где был и чем занимался, оставалось его личной тайной.
— А братец-то твой — совсем дичок!
Баба Таня завела этот разговор как-то вечером, за вязанием мне толстых и колючих носков из козьей шерсти.
— А что это значит?
Я тоже не сидела без дела: распутывала клубок, который наша шалая кошка Дуня превратила в не пойми что.
— Ну, смотри. Есть яблони садовые, и яблоки у них красивые и сладкие. В саду у нас много таких, в августе полакомишься. А вон за забором, видишь? — деревце выросло. На нем яблочки такие мелкие и кислые, что лучше и не пробовать: рот оскоминой сведет. Наши яблоньки называются культурными, а та — дикая, или дичок. Так и Ринат — вроде того деревца. Хоть и в нормальной, культурной семье растет, и родители — не алкоголики какие.
— А кто такие алкоголики?
— Вырастешь — узнаешь. Уж такого-то добра!.. — Баба Таня махнула рукой, забыв про спицы. — Вот, петлю запутала из-за тебя…
— А это плохо — быть дичком?
— А что ж хорошего? Таких людей никто не любит. Если характер у твоего братца не изменится, вырастет из него бандит какой-нибудь или убийца. Кто в детстве никого не слушает, для того и законы потом не указ будут.
Обидевшись за брата, я принялась горячо его защищать:
— Неправда! Рин добрый и хороший! Не будет он бандитом. А ты, баба Таня, обиделась на него за то, что сегодня утром он на тебя огрызнулся, а вчера домой прибежал, когда ужин уже остыл. А позавчера Дуню акварельными красками раскрасил… — Я запнулась, осознав, что проказы Рина, о которых можно рассказывать бесконечно, вряд ли смягчат сердце бабы Тани. Затем добавила тихо: — Он же не знал, что краски такие вредные, и Дунька, помыв себя язычком, отравится и долго тошнить будет…
— Ох, герой! — усмехнулась баба Таня. — Хорошо все художества его описала.
Я вскочила, готовая убежать, швырнув клубок на пол.
— Обиделась за родную кровь? Да ладно, может, и не вырастет еще уголовник. Драть его надо, как сидорову козу. А некому, видно, драть. Слишком все культурные. Ох, намаются еще с ним мать с отцом…
Я села обратно и закончила свою работу, но уже кое-как, без огонька.
А перед сном пересказала разговор брату.
— Ну и что ж — что дичок? Так даже лучше! — Рин казался ни капельки не обиженным. — Зато ветки той яблоньки никто не обрывает, чтобы сорвать яблочко послаще. А птицам все равно — кислые они или сладкие, они и так клюют, и песенки распевают. И драть меня, как козу, не надо — все равно не поможет. Не стану я тихим паинькой, пусть не надеются. И убийцей не стану, можешь не бояться. Людей убивать неинтересно.