У обмелевшей реки в новом доме живут какие-то москвичи. Говорят, приехали сюда в экспедицию. С одним из них я беседовал. Он успокаивает: «Местное явление. Ничего страшного».
Ну что ж, я терпелив. Приедет комиссия, все станет ясно. Назовут это явление «снегиревский эффект», и я буду читать об этом в газетах, как посторонний. Обидно все-таки…
На этом записи в дневнике Горина обрываются.
На следующей странице нарисована карта, где обозначены вновь выстроенные четыре дома, вокруг которых разбросаны кружки с цифрами.
Страница напоминала план минного поля. Я пытался разобраться в этих необычайных сочетаниях кружочков и цифр на плане местности, но мои старания ни к чему не привели.
Дневник мне передала хозяйка дома, где жил журналист. Говорит, что нашла на лестнице.
Где же автор дневника?
Горин пишет в своих записках, что он беседовал с кем-то из приезжих. Видимо, это касается меня. Я хотел его успокоить, но, вероятно, мои убеждения не помогли.
Самое главное заключается в том, что журналист куда-то ушел еще вчера вечером и до сего времени не появлялся. Это кажется очень странным, так как в деревне, состоящей пока из четырех домов, пропасть негде: кругом голые поля, без единого кустика, воды в речке по колено. Да и, кроме того, если бы Горин собирался уезжать, то предупредил бы хозяйку. Чемодан его оставался в комнате.
Я чувствовал себя несколько смущенным и даже виноватым. Вчера целый день не выходил из лаборатории, поэтому растущие дома, о которых написано в дневнике, явились для меня полной неожиданностью, так же как и исчезновение журналиста. Но что с ним случилось? Вот уж непредвиденное осложнение! Жители четырех домов встревожены. Вечером, когда я пришел к ним, у ворот меня встретил старик с ржавой двустволкой за плечами и посоветовал взять для розысков его собаку:
— По утке она у меня специалист большой.
С сомнением посмотрел я на кудлатую собачонку.
— Хоть это и довольно узкая специальность, все же попробуем.
Я дал ей понюхать дневник. Рыжая собачонка беспомощно и близоруко тыкалась мокрым носом в строчки, как бы стараясь прочитать их.
Но вот она выпрямилась, тоненько тявкнула и обежала вокруг нас, как наездница на арене цирка, наклоняясь внутрь круга. Затем свернула в сторону, понюхала какую-то воткнутую в землю палку и, не отрывая носа от земли, засеменила по тропинке.
Тропинка вела к старому, почерневшему сараю, на котором издали, как почтовая открытка, светлела новая дверь.
