Он с удовольствием отметил, что гостья, хотя и была раздосадована таким ответом, не осмелилась тем не менее возражать, что эта любительница празднеств опустила глаза, разглядывая носки туфелек, которые сейчас повернутся на сто восемьдесят градусов, чтобы вынести посетительницу на лестничную площадку, но в это же время он заметил, что жена строго, очень строго на него смотрит.
Отель и правда оказался на удивление хорош. Это был образчик старинной гостиницы, с украшенным золотыми виньетками гербом, висящим над дверью, с узкими, как бойницы, окошками первого этажа — правда, на верхних этажах окна, к счастью, были широкими, с огромным, как пустыня, ковром, окруженным зелеными растениями. Едва они вошли, как им навстречу устремился консьерж — вручить тяжелый ключ с золоченым шаром, на котором был вытиснен номер. Отдав ключ, консьерж исчез так же стремительно, как и появился, словно его дернули за невидимую пружину.
Маленький посыльный втащил сумку Софи и более объемистый чемодан Карла с принадлежностями для наблюдений в номер триста восемь, и, пока молодой человек демонстрировал, как включать лампы и как закрывать дверь на цепочку, Карл встал у окна и выглянул наружу — его интересовал только вид. В долгих переговорах с женой, по ходу которых он шаг за шагом уступал свои позиции, Карл выторговал условие: они пойдут в отель только после того, как позвонят туда и закажут номер с самым лучшим видом из окна; в этих делах она, безусловно, превосходила его, и, кроме того, в случае неудачи он оказался бы прав во всем, хотя, сказать по правде, для сомнений не было никаких оснований, она так весело насвистывала, пакуя вещи, что он не захотел портить ей настроение, тем более что ночь в отеле была прекрасным поводом замечательно провести время вдвоем. Вид из окна, конечно, оказался средним для такого значимого наблюдения, но лучше, чем он ожидал. Окно было не такое широкое, как дома, но зато открывалась более дальняя перспектива — было видно пространство за церковью и расстилавшийся дальше лесок. Сегодня была пятница, половина восьмого вечера, и его отвлекло столпотворение под окнами, в пешеходной зоне. Люди внизу толкали, обгоняли друг друга, давясь в невероятной сутолоке. Они были столь многочисленны, что Карлу показалось, что они размножаются, пока он на них смотрит. Все это движение происходило в таком умопомрачительном темпе, что в Карле пробудилось желание, подобно кинорежиссеру, остановить картинку, чтобы выхватить из толпы фигуры отдельных людей и поговорить с ними, спросить, по какой надобности они так торопятся. От этих философических мыслей его оторвал земной голос жены: «Чарли, что ты так долго торчишь у окна? Хочешь выброситься?»
