На другой день после полудня бронепоезд «Верный» отбыл в рейс. Таинственных выстрелов в тот день не было. Не было их и на следующий день. Это были первые два спокойных дня без непременных четырех таинственных выстрелов.
Бронепоезд отбыл в направлении фронта, на юго-запад. Туча дыма, пара и пыли проглотила его за блокпостом. Но лишь только затихло за лесом громыхание колес, как сразу же раздался трехдюймовый пушечный выстрел. И вслед за ним, словно эхо, раздалось гулкое дребезжание металла. Это отдавала броня. Стрелял «Верный». За первым выстрелом ударил второй. «Верный» бил из обеих башен. После небольшой паузы башни ударили снова.
Бронепоезд вел огонь восемь минут. И слушатели насчитали тридцать выстрелов и тридцать разрывов. Интервалы между выстрелами и разрывами были такие короткие, что было ясно: «Верный» бил почти в лоб по цели, находящейся на расстоянии не более двух километров.
И вдруг страшный взрыв потряс воздух и прокатился через перелески, леса и поля громким и неумолкаемым эхом. И потом сразу наступила тишина.
Бронепоезд «Верный» взлетел на воздух? Подорвался? Во все концы полетели телефонные звонки. К заставам, к железнодорожному блокпосту. Но бронепоезд «Верный» опередил ответ. В тучах дыма, пара и пыли он неожиданно появился из-за поворота, летя полным ходом к станции целехонек и невредим.
«Верный» подлетел к своему экипажу и, лязгнув буферами и броней, остановился. С грохотом упали люки, и в дверях первого вагона появился хиромант. Он соскочил на землю, а сзади него уже возвышалась фигура Князьковского. От штабного эшелона спешили навстречу им комдив и начальник штаба.
Князьковский вытянулся и отдал честь.
— Разрешите доложить, товарищ командир дивизии: таинственная огневая точка врага обнаружена и уничтожена.
— Благодарю! — в ответ на рапорт радостно и удивленно откозырял комдив. — Но расскажите же, как…
— Минуточку, извиняюсь, товарищ комдив, — остановил его взмахом руки Князьковский. И тем же движением руки отстранил бойцов, которые уже успели выпрыгнуть из бронепоезда и сейчас толпой окружили его и комдива, — минуточку, извиняюсь! Легендарным канониром, — сказал Князьковский, указывая дулом нагана на висок хироманта, — был этот труп.
Он нажал спуск, и вслед за сухим револьверным выстрелом тело хироманта осело и повалилось навзничь. Бойцы расступились, боясь коснуться сапогом мертвого тела. Разгневанный комдив сделал шаг к Князьковскому.
— Еще минуточку терпения, товарищ комдив, — остановил его Князьковский, не пряча наган в кобуру, а поднимая его на уровень плеча. — Посторонитесь, пожалуйста. Так как шпиона объявляю арестованным! — Дуло его нагана было теперь прямо перед глазами начальника штаба. — Разрешите сразу в расход? Или представить на суд возмущенного революционного народа?..
