Шелли села на кровать. Роман стоял возле астролябии, расположив пальцы на внешнем кольце, следящим за орбитой. Он рассматривал потемнение пыли на кончике пальца, глубокомысленные завитушки и водовороты, дающие отпечаток, но не подсказку. Снаружи раздался крик совы, и свет Шелли расплылся под ее рубашкой.
Он вытер палец о джинсы, подошел, сел на край кровати, отвернувшись от нее. Она ждала, что он что-то скажет.
Мягко он начал напевать с закрытым ртом. Она широко улыбнулась и присоединилась к нему. Он начал петь текст, а она продолжала держать мелодию.
– Этот маленький мой свет, – пел он.
– Я дам ему светить…
Он повернулся и провел пальцами по щеке Шелли, оставив слабый, светящийся след на пути.
– Давай, – произнес он. – Почистим твои зубы и сменим обувь.
29 октября пополудни Роман удивил Питера, отправив ему на английском записку. Прошел месяц; сегодня ночью была Луна Охотника. Отношения между ними не развивались с их ранней встречи, что, как считал Питер, было к лучшему. Роман был нестабилен, как монета, крутящаяся на столе: чем ближе она была к остановке, тем с большей скоростью одна сторона сменяла другу. Он не был ни орлом, ни решкой. И все потенциальные результаты их продолжающегося союза не казались Питеру исключенными из обширной Иерархии Дерьма Без Которого Он Мог Бы Жить.
Но затем, без предупреждения, хотя и в соответствии с его подвижной натурой, Роман передал Питеру вырванный кусок бумаги с обезоруживающе простым вопросом:
– Можно посмотреть?
– Передаем записки, мистер Годфри? – сказала миссис Писарро.
– И не думал об этом, мадам, – ответил он.
После звонка Питер подошел к Роману. Он спорил сам с собой весь урок и пришел к выводу, что удовлетворить любопытство парня куда разумнее, чем скрывать: отговорки только подольют масла в огонь. Но, по правде, его кровь Руманчеков не позволила ему упустить возможность покрасоваться.
– Приходи к пяти, – сказал он.
– Ебаный страус, этот цыганский задница-пират зовет тебя на свидание? – спросил Дункан Фритц.
– Съешь тампон, неотесанный монголоид, – огрызнулся Роман.
Небо разливалось оттенками красного, когда Роман прибыл к Руманчекам. Питер проводил его в трейлер, полный библейского наследия и удобно расположенного жалкого набора мебели, ладана и лечащих камней, и коллекции Голливудских музыкальных пластинок, и фигурок мастеров времен Ренессанса, и невозвращенных библиотечных книг, и уголка, посвященного индийскому богу Ганеш, светящемуся Рождественскими огнями, как Гваделупская Дева Мэрия. Роман сконфуженно остановился у последней. Он спросил, являются ли они индусами или кем-то подобным.