Чтобы не терять светлого времени, я еще до рассвета нажарил пшеницы и, как только исчезли волки, приступил к расчистке сугробов. Во время работы настроение улучшилось. К полудню удалось продвинуться километров на пять. Трудности в основном возникали в низинах. Подъехав к очередному сугробу, я проверял лопатой его глубину, при необходимости расчищал заснеженный участок и с ходу его преодолевал. Однако это удавалось не всегда. Один раз машина так засела, что потребовалось более часа, чтобы выбраться на чистое место.
Приближались сумерки, и настроение снова стало ухудшаться. Кроме общей усталости, появился страх перед наступающей ночью. Я старался как можно дальше продвинуться вперед, но, как будто нарочно, заносы встречались все чаще и были более глубокими, а разгребать их становилось все труднее. Совсем выбившись из сил, я кое-как наломал охапку веток и с трудом отнес их к машине. Немного отдохнув, притащил еще одну. Теперь, экономя бензин, решил глушить двигатель, а ночью его пару раз прогреть.
Быстро стемнело, и жарить пшеницу пришлось уже при свете костерка в кабине. Страх замерзнуть притупился, и сразу же после «ужина» я задремал. Проснулся как-то неожиданно для себя. На небе ярко светил месяц. Было очень тихо и холодно. Впервые за все эти дни волки бегали в нескольких шагах от машины. Это было плохое предзнаменование. Стая явно чувствовала, что человек ослаб и долго не продержится. Между тем надо было завести и прогреть двигатель. Уложенный с вечера хворост, политый бензином, вспыхнул мгновенно. Волки сразу же отступили. Выждав, пока разгорятся толстые ветки, я вылез из кабины. На этот раз завести двигатель долго не получалось. Но в конце концов он чихнул, дернулся и как бы нехотя ожил. Немного отдохнув и успокоившись, я минут через десять затоптал огонь и тяжело опустился на сиденье.
Предстояла пятая ночь в степи. Я сидел один в бесконечном мире, то забываясь на какое-то время, то приходя в сознание и устремляя взгляд в черную даль. До рассвета было еще далеко, однако волки куда-то исчезли. Неожиданно по дальним кустам мелькнул и исчез луч слабого света.
«Галлюцинация», – подумал я и впервые за последнее время крепко заснул.
А луч света появлялся еще несколько раз. Потом послышался шум приближающегося трактора.
Подбежав к машине, Калмыков рванул дверь кабины, и на него чуть не выпал худой и черный от копоти парень, в котором меня не сразу можно было узнать.
По щекам старого механика текли слезы, а я, оправившись от неожиданности, улыбнулся, глубоко вздохнул и молча присел на подножку кабины.
