На другой день вместе с актерами Его Театра мы отправились в Брюсовский переулок. Двери открыла заплаканная домработница. Зинаиду Николаевну нельзя было узнать, за одну ночь она превратилась в беспомощную старуху.
Райх повалилась на ковер и беззвучно завыла:
— Вс. Эм. в полдень увели. Мы его больше не увидим, они его убьют!!!
А потом мы узнали о ее трагической смерти. Райх зверски изнасиловали, отрезали грудь, выкололи глаза, всю изрезали. Такая же участь постигла преданную домработницу, которая прожила у них много лет.
О великих мертвецах почему-то всегда вспоминают с любовью и всхлипыванием. После смерти Мастера о нем написаны тысячи печатных страниц, и наши современники, режиссеры театра и кино, и прочие аналитики без зазрения совести «щедро» обворовывают и присваивают идеи самобытного и неповторимого кудесника великого русского театра.
Разговор я Ягодой передала зашедшим ко мне назавтра Маленкову и Ежову.
— Скоро веревочка не шее проклятого фармацевта затянется тугим узлом, — пискливым тенорком пропел Николай Иванович Ежов, будущий народный комиссар внутренних дел. — В. А., записывайте, запоминайте даты, часы, адреса, номера телефонов, фамилии и имена, одним словом все, что будет говорить вам Ягода. Между прочим, скажите, какое впечатление на вас произвела Наташа, мойщица из кремлевской бани?
— По-моему, милая девушка, внимательная, услужливая, добросовестная.
Ежов засмеялся:
— Наташа Мокроусова — любовница Ягоды, мы еще не узнали, из какого колодца он ее вытащил. За один его взгляд эта преданная сучка готова пойти на любое преступление, некоторых слушком любвеобильных товарищей она задушила в своей кроватке. Мы давно ее приговорили к смертной казни.
От ужаса похолодела, в который раз забегали по спине мурашки. Слишком поздно спохватилась, в эту кровавую, затяжную игру я вошла без сопротивления и до конца дней своих обязана нести тяжкий крест.
Маленков заметил мое смятение.
— В. А., вам нечего бояться.
— Г. М., Ягода сказал, чтр арестован артист Пантелеймон Норцов.
— Два часа его продержали на Лубянке. По указанию Калинина вашего товарища выпустили. Он отделался легким испугом.
От радости поцеловала растаявших Маленкова и Ежова.
Без предварительного звонка приехал Зиновьев. Он принес духи, цветы, вышитую скатерть.
— Верочка, я заказал столик в ресторане.
Позвонил Маленков:
— У вас находится Зиновьев. Называйте меня Павлом Романовичем. Нам нужно, чтобы вы выяснили его отношение к товарищу Сталину…
