— Что вы, что вы! Здесь не положено брать деньги.
— Запишите мой домашний телефон, постараюсь устроить для вас пропуск в Большой театр.
— С удовольствием пойду на спектакль с вашим участием.
В гостиной отдыхал Сталин, он был завален газетами, журналами, Книгами.
— С легким паром, В. А.! Как наша банька? Как вы теперь себя чувствуете?
— Очень Хорошо, И. В.! У вас изумительная баня.
— Как работает Наташа? — Сталин бросил на меня демонический взгляд, от которого душа ушла в пятки.
— Она мастер, у нее сильные руки. Мне впервые в жизни сделали настоящий медицинский массаж. — И. В. продолжал на меня смотреть немигающими глазами. — Разве что-нибудь случилось?
— Кто вас просил давать мойщице номер домашнего телефона, приглашать в театр? Что у вас с ней может быть общего? Поймите, В. А., люди служат нам верой и правдой. Кто нарушит эти священные заповеди, вышвыривается вон со всеми потрохами.
От бесконечных нравоучений сделалось тошно, я уже была не рада, что снова встретилась со Сталиным.
Человек рождается на страдание, как искры, чтоб устремляться вверх…
Иов
Мейерхольд!
Сочетание гениальности творца и коварства личности. Неисчислимы муки тех, кто, как я, беззаветно его любил
С. Эйзенштейн
Возвращаюсь к студенческим годам. 1929-й. Заснеженно-вьюжный февраль. К нам на урок в Ленинградскую консерваторию пришел высокий человек с необыкновенным взглядом орлиных глаз. На этом уроке я пела, не жалея голоса. Мейерхольд внимательно наблюдал за мной.
— В. А., — сказал Вс. Эм. после репетиции, — мне нужно с вами очень серьезно поговорить, давайте вместе пообедаем?
Я растерялась. Неожиданное приглашение застало меня врасплох. У подъезда консерватории, развалясь в санях, дремал извозчик. Борода у него заиндевела, из-за густой щетины и сосулек почти не видно было малюсеньких поросячьих глаз.
— Ой, господин хороший, заждались мы вас на лютом, скрипучем морозе.
— Пожалуйста, не сердитесь, голубчик, я вас отблагодарю! — растерянно, как бы извиняясь, проговорил Вс. Эм.
— Знаем мы вас, все вы горазды обещать, пока до места не доставили, — гундосил старик, — а потом в кошельках начинаете рыться и никак рассчитаться не можете. Барин, сказ такой — деньги на бочку, а то не повезу!
Мейерхольд разозлился, глаза у него потемнели, он с трудом сдержал свой необузданный темперамент. Но, по-видимому, он хорошо заплатил, извозчик остался доволен.
— Куда, барин, везти прикажете?
— В гостиницу «Европейская».
— Вс. Эм., для такого ресторана я недостаточно элегантно одета.
