В то время много бывало у нас "темных". Это были совсем особенные люди, не похожие на других, — мрачные, тихие, с приглушенными голосами, вечные постники, всегда плохо одетые, со специфическим запахом пота, дегтя и грязи. Мам? терпеть не могла "темных" и, как могла, не пускала их наверх, в залу, они проходили прямо в кабинет к отцу.
Среди "темных" были случайные, проходящие, но были и связанные с отцом долголетней дружбой. В 1895–1896 годах недалеко от Ясной Поляны в маленьком, запущенном имении Деменка жили Чертковы. Черткова, большого, красивого человека с аристократическими манерами, уверенного и спокойного, я всегда боялась. Я не представляла себе, что можно его в чем-нибудь не послушаться. У меня сжималось сердце, когда Чертков хмурил свои красивые, изогнутые брови, большие глаза его темнели от гнева. В этих глазах, в узком лбу, в горбатом римском носе было столько властности, столько силы, что люди невольно ему подчинялись.
Я наблюдала, как все "темные", кроме старушки Шмидт, боялись его. Чертков царствовал над толстовцами. И если некоторые из них слабо сопротивлялись, стараясь проявить некоторую самостоятельность, — это были лишь жалкие попытки. В его присутствии они стушевывались и робко на него взглядывали, ища одобрения.
Опрощение не шло к Черткову так же, как одежда, которую он носил. Она сидела на нем нескладно, мешком, особенно странно было, когда он надевал длинную, ниже колен блузу, иногда ярко-красного цвета.
— Красный цвет предохраняет от солнца, — говорил Чертков, видя общее недоумение.
Когда он, большой, спокойный, всегда чем-то обвешанный, двигался к дому, я старалась исчезнуть. Меня даже не смешили его анекдоты.
— Знаете, — рассказывал он спокойным голосом, выговаривая слова с иностранным акцентом, — знаете, в Деменке старуху уже две недели не хоронят!
— Что вы, неужели? — восклицают все в ужасе. — Почему?
— Какое безобразие! — возмущалась мам? не допускавшая мысли о шутке. Чего же полиция смотрит? Почему же ее не хоронят?
— Потому что она еще не умерла, — отвечает Чертков.
В другой раз он серьезно сказал:
— Сегодня два поезда на ходу сошлись!
— Не может быть! Ну, и что же?
— Ничего. Разошлись по разным путям.
Мне бывало скучно у Чертковых. Обычно отец и Владимир Григорьевич вели между собой серьезные разговоры, которых я не понимала. Сын Чертковых Дима был много моложе меня, мне было с ним неинтересно, да, кроме того, он никогда не хотел играть, все капризничал, ныл и прилипал к материнским юбкам.
