— Нет, не с Петропавловской палит пушка. А ну-ка разведай, что случилось.
Василий стремглав выбежал из лавки и тут же столкнулся с Сеней.
— Где стреляют? — спросил возбужденный Сеня. — Пойдем узнаем!
Они побежали по Боровой улице до конца, пересекли железную дорогу, потом по Рыбинской к Обводному каналу. По Забалканскому проспекту скакали конные жандармы. Со стороны Варшавского вокзала шли люди и громко разговаривали. Василий и Сеня прислушались.
Через час ребята вернулись в лавки.
— Тебя за смертью только посылать, — сказал Фадей Фадеевич. — Совсем запропастился. Где был, что выведал?
— Министра убили, — с безразличием промолвил Василий.
— Господи, что же это делается! Среди белого дня! А какого министра?
— Какого-то Плеве.
— А убил-то кто?
— Студент. Фамилия его Сазонов, молодой, говорят…
С того дня прошло полгода. Ни Фадей Фадеевич, ни Василий не вспоминали про этот случай, а сейчас хозяин ни с того ни с сего заговорил о смутьянах.
— Этак и до нас доберутся, — произнес он, тяжело вздохнув. — Веселые дела пошли на Руси.
Посидев за конторкой с полчаса, он молчаливо проверил какие-то счета, потом поднялся, надел шубу, передал Василию ключ и наказал:
— Торгуй один, я приду к обеду. Конторку закрой, ключ спрячь в карман. — Он взялся за дверную ручку и остановился, словно вспомнил, что ему надо еще сказать. — Вечером заходи в столовую, будешь с нами справлять Новый год.
Василий остался в лавке один. Он мог продать любому покупателю отрез, а деньги присвоить, мог из конторки взять четвертную ассигнацию, но у него даже не возникала такая мысль. Не случайно Фадей Фадеевич бесконтрольно доверял ему кассу и товар, ведь к концу каждого года не было случая недостачи. Луша не сомневалась в честности Василия, но в душе не одобряла его, однако не посмела бы даже намекнуть на то, что, мол, Фадеич не обеднеет, если он, Васятка, утаит от хозяина часть дневной выручки, — знала, что Васятка потеряет к ней всякое уважение и любовь.
Сейчас Василия мучила одна мысль: про каких смутьянов говорил Фадеич? Если верить Сене, то в городе бунтуют рабочие, а уж если Сеня сказал, то это верно — парень всегда безошибочно знает, где что произошло. Невольно пришли на память строки из «Овода», которые так сильно взволновали его юношеское воображение, когда он читал:
«Всю дорогу он не переставал твердить себе, что с Оводом, вероятно, не случилось ничего особенного. Но чем основательнее рассуждал он в этом направлении, тем сильнее овладевала им уверенность в том, что несчастье случилось именно с Оводом.
