Однако вершиной моего здешнего творчества явилась, конечно, Стеклянная ротонда у эльфов. Собственно, сконструировал и поставил ее на всхолмлении сам Альманзор, доверить это священное действие он не мог никому, но вот сделать стекло стеклом, превратить беловатую муть, которой он Ротонду облек, в хрустальную колдовскую прозрачность сумел именно я. И опять-таки, не могу объяснить, как это мне удалось, – грани начинали сиять, едва я к ним прикасался.
В общем, я это сделал, и все.
За данный подвиг я был принят в граждане Колонии эльфов, и Альманзор, посоветовавшись со старейшинами, торжественно вручил мне меч с яшмовой рукояткой.
Кто мог тогда знать, что он мне вскорости пригодится…
В общем, месяца через три мне уже трудно было понять, как я раньше обходился без этого. «Мир наверху» поглощал меня целиком – я проводил в нем все время, которое удавалось освободить. Увлекательно было строить собственную вселенную, мироздание, которое принадлежит тебе одному. Ни с чем этого не сравнить. И если бы бог действительно существовал, если бы он хоть чуть-чуть думал о человеке, ввергнутом в земную юдоль, то он обязательно предоставил бы каждому такую возможность, потому что это и есть тот рай, который он когда-то нам обещал.
Я еще не знал, что буду делать, когда закончу свой дом. Может быть, пойду в экспедицию вместе с Кэпом, Чубаккой, принцессой Леей. Узнаю, есть ли границы у пустоты. Увижу дно бездны, внезапно распахнувшейся перед нами. А может быть, попрошусь к Платоше в его Свободную Академию. Пусть возьмет хотя бы слушателем, хотя бы учеником. Я согласен на все. Меня всегда привлекали поиски смысла жизни.
Одно я мог сказать абсолютно точно. Таким, как раньше, я уже никогда не стану. Этот мир меня необратимо преобразил. На Земле я существовал, а здесь я по-настоящему жил.
Я здесь жил, а не существовал.
И я уже ни за что не хотел променять одно на другое.
Каждый, впрочем, объяснял это по-своему. У каждого были собственные причины, чтобы жить не только там, но и здесь. Алису, например, привлекало то, что здесь ей никто ничего не указывает.
Она говорила:
– Это моя жизнь, это моя судьба. Не лезьте ко мне, не тычьте пальцем, не дергайте, не подталкивайте. Я сама решаю, как мне поступить, сама отвечаю за свои поступки.
Аналогичной позиции придерживался и Ковбой Джо. Правда, он рассматривал это в более высоких философских координатах. Он полагал, что у человека есть врожденное право личной свободы и отчуждение этого права является преступлением против личности. Никто не может ограничивать человека кроме него самого, он сам должен сказать: вот граница, которую я не буду переступать.
