— Я… — датчик заговорил! — Я не совсем поняла: куда «пригласить», зачем?
«Нет-нет, — подумал Райтнер, — я правильно сделал, что не с глазу на глаз, а так, через датчик… Ведь даже с настоящими-то, нашими женщинами я знакомлюсь словно бы с призраками, а тут…»
Он зажмурил зачем-то глаза («а еще хотел с глазу на глаз!») и сказал глухо, скороговоркой:
— В общем, что хочешь делай, Аделаида… Хоть обижайся, хоть… В общем, ты мне давно нравишься. Очень… И хотел я тебя пригласить на свидание. — Задохнулся. И обреченно, и одновременно облегченно выдохнул: — Вот.
Датчик опять долго молчал («A-а, теперь уже все равно — дело сделано, сделано, дело…» — стучало в голове Райтнера.), но вот из него донесся чисто женский, жалобный такой, голос:
— Я не знаю, как мне следует отвечать. Но мне приятно слышать такие слова. Только боюсь… Виктор, что тебе потом будет неловко перед знакомыми, которые знают, что я… Да и вряд ли из всего этого…
— Ну что ты, Аделаида! — вскричал Райтнер. — Все это — совершенные пустяки! Ну, я насчет «неловко»… Мы еще поговорим, обо всем поговорим, я тебе такое дам почитать, такой пример! Ты подожди меня после работы в скверике, там, у фонтана, там — перед лабораторией!
— Хорошо… Я подожду.
— Спасибо, Аделаида! Мы еще поборемся!
— Не поняла, Виктор.
— Поймешь, все поймешь со временем! До свидания, друг мой… Извини, мне надо идти, у меня сегодня дело необычайной важности, расскажу вечером!
Виктор Райтнер отключил датчик, вышел из-под дерева на дорожку аллеи и подставил лицо яростному солнцу. Постоял так с минуту, весь просвеченный светом и улыбкой, и вприпрыжку, как беззаботно-веселый мальчишка, побежал к зданию Всемирного Совета.
4
Некоторые данные об антимирах, — «Почему ты такой умный и почему я такой дурак?» — Обратить на себя внимание Сверхцивилизации! — Жертва бесталанности и жертвы гениальности. — Экстренное заседание Всемирного Совета.
«Он, тот Голос — внутренний ли там, или еще какой — возник в самый неподходящий момент. Вернувшись из Гагаринского заповедника, я вошел в комнату совершенно солнцеликий и блаженно развалился в кресле. Да не суждено мне блаженство, что ты будешь делать. Он оказался тут как тут:
— „Ты извини, Митенька, но сейчас я тебе испорчу настроение. Да, собственно, не столь уж оно у тебя (поправляюсь: у нас с тобой, давай привыкнем к факту, что ты и я — одно и то же) отменное. Нет полного счастья даже от сознания, что мы любимы. Скребет где-то под сердцем, а, Митенька?“
