– Мария Викторовна Поддубная! Силовой аттракцион на арене цирка!
Машка рассвирепела и бросилась на отца.
– Карау-у-ул! – продолжал ломать комедию Виктор. – Борец сумо!
Маруська покраснела от злости и процедила сквозь зубы:
– Я на тебя обиделась.
– Машуля, – отец пошел на попятную. – Ну извини.
Машка нацепила на себя материнское выражение лица, вывернула руку ладонью вверх и строго спросила:
– И за что? За что ты извиняешься?
Виктор вытянулся по стройке смирно, опустил голову и виновато произнес:
– Я, Виктор Сергеевич Мальцев, ущипнул Марусю Мальцеву.
– Еще! – потребовала девочка.
– А что еще? – притворно изумился отец.
– И-и-и, – протянула Машка.
– И-и-и, – повторил Виктор.
– И-и-и назва-а-ал…
– И-и-и назва-а-ал… Как я тебя назвал?
– Вспомни хорошенько, – строго сдвинула бровки Машка.
– Не помню чего-то.
– И назвал… меня… «подобной» и «борец сумо».
– И… назвал… – старательно повторял Виктор за дочерью, – бесподобным борцом сумо.
– Ну па-а-апа! – завопила Машка. – Ну что ты как маленький!
– Ну ладно, Машуля, ну извини. Никакой ты не борец сумо, ты – балерина. Просто очень сильная и ловкая.
«Балерина» понравилась девочке больше, чем «бесподобный борец сумо», и она миролюбиво кивнула: «Ладно, мол, прощаю-извиняю, только никогда так не делай». Тем не менее последнее строгое слово оставила за собой:
– Вообще-то, когда извиняются, то смотрят человеку в глаза! – И покосилась на мать.
– Так точно! – рявкнул Виктор и вытаращился изо всей силы, отчего стал похож на Петра Первого, распекающего Меньшикова.
Маруська взвизгнула от восторга и боднула папашу в живот:
– Догони меня!
Высунула язык и понеслась.
Ода бездомным кошкам, стригущему лишаю и женской дружбе
– Когда ты была совсем маленькой (Маруся от восторга зажмурилась) и я кормила тебя грудью, – проникновенно начала свой рассказ Тамара, – мы снимали квартиру…
Жизнь под сводами пятиэтажного панельного дома по улице 3-го Интернационала эта женщина раз и навсегда впечатала золотыми буквами в священный список материнских подвигов «ради жизни на земле».
Увидев заповедное жилье впервые, Тамара закусила губу и усилием воли осушила навернувшиеся на глаза слезы. Предыдущие хозяева – доморощенные дизайнеры – не знали меры в украшательстве среды обитания, посему та Тамаре казалась малопригодной для жизни. Потолки обеих комнат были оклеены бумажными одноразовыми тарелками, столь хорошо знакомыми русскому путешественнику по привокзальным буфетам и палаткам быстрого питания. На них обычно выкладывали две истощенные сосиски, увлажненные озерцом горчицы.
