Сидни все больше беднели. Поскольку Мэри служила без жалованья, их благополучие зависело от ежегодного вознаграждения мужа, сэра Генри Сидни, но он тоже все больше погрязал в долгах, из-за огромных сумм, которые вынужден был платить в Ирландии из собственного кармана. Недешево обходилось и содержание валлийских поместий. Мэри регулярно просила королеву возместить ее мужу хотя бы часть денег, которые он тратил на королевской службе. Когда в 1572 г. сэру Генри пожаловали титул барона, низший из аристократических титулов, он едва мог себе позволить расходы, сопровождавшие назначение, и потому его жена умоляла Сесила избавить мужа от такой чести, если только титул не будет сопровождаться повышением жалованья.[670] Как объяснила Мэри, сэр Генри «весьма напуган» предстоящим ему «нелегким выбором»: либо взвалить на себя финансовое бремя, «либо отказаться от него и впасть в немилость ее величества».[671] Многолетняя верная служба стоила семейству Сидни большей части их состояния. В августе 1573 г. Мэри вынуждена была просить управляющего Кокрейма прислать ей 10 фунтов, так как ей нечем платить по счетам после того, как сэр Генри в очередной раз уехал. Речь шла в основном о расходах на шляпки, перчатки, лекарства и перешивание платьев, поскольку, как леди Мэри писала из Гринвича, «я осталась почти без денег», и добавляла: «Сумма менее десяти фунтов в настоящее время не покроет моих расходов… пришлите деньги сегодня же, хотя бы пришлось залезть в долги».[672]
Из-за болезни леди Сидни вынуждена была некоторое время провести вдали от двора. Вернувшись, она узнала, что просторные и удобные апартаменты, расположенные недалеко от покоев королевы, которые всегда выделялись ей благодаря вмешательству брата, отдали другой. Ее же поместили в комнате, где раньше селили прислугу. Там гуляли сквозняки; кроме того, оттуда она не могла пройти непосредственно к Елизавете. Как в сердцах написала Мэри, «по-моему, ее величеству неугодно, чтобы я находилась при дворе. Да и я сама по доброй воле ни за что не поселилась бы в таких покоях… С недавних пор меня поселили так, что у меня возобновились боли, от которых я почти избавилась за год».[673] Мэри все больше и больше обижалась и в 1574 г. отказалась прислуживать Елизавете до тех пор, пока ей не вернут комнаты, которые она привыкла считать своими. Она решила написать лорд-камергеру, своему шурину герцогу Суссексу, ставшему одним из ярых противников ее брата Дадли. Он отвечал за распределение комнат во дворце. «Ее величество призвала меня ко двору, но в моей комнате очень холодно, а штор у меня мало и нет ничего теплого», – жаловалась она. Здоровье ее было безвозвратно подорвано оспой, а жилищные условия во дворце лишь усугубляли ее недомогания. По ее словам, «по слабости здоровья» она не может «спать в такой холодной комнате и вынуждена просить о помощи». Она просила выделить ей «3 или 4 теплые шторы», которые избавят ее от сквозняков. Леди Мэри уверяла Суссекса, что, как только погода наладится, «шторы благополучно доставят назад. И я буду считать себя в высшей степени обязанной вам, если вы окажете мне такую услугу».
