И все же Елизавета отказывалась даже думать о казни Марии Стюарт.
* * *
Здоровье королевы по-прежнему внушало опасения ее приближенным. В начале августа она много охотилась, гуляла и простудилась. Вначале она чувствовала легкое недомогание. Через неделю у нее снова начались желудочные боли, на два дня приковавшие ее к постели. Как сообщал Антонио де Гуарас, «говорят, что она опасно болела одну или две ночи, но теперь поправилась».[642] В конце сентября, переехав в Виндзор, Елизавета снова заболела. Ее болезнь началась в атмосфере страха, когда все боялись иностранной интервенции и католических заговоров в Англии. 15 октября сэр Томас Смит говорил Сесилу: «Ее величеству было так плохо последнюю ночь, что милорд Лестер всю ночь просидел у ее постели. Сегодня утром – хвала Всевышнему! – она чувствует себя прекрасно. Колика прошла. Молю Господа, чтобы Он хранил ее. Мы тревожились ужасно».[643] Сесил тоже сообщал Уолсингему о «сильной тревоге», охватившей всех накануне, когда у королевы «внезапно заболел желудок, а затем ей так же внезапно стало легче после рвоты».[644]
Подозревали, что королева снова заболела оспой; в наши дни стало известно, что повторно оспой не заболевают. Поэтому остается неясным, что было с Елизаветой. В неподписанном письме от 26 октября, адресованном герцогу Альбе, подробно рассказывалось, как «королева тяжело заболела, и считают, что у нее оспа». Пока Елизавета лежала в постели и выздоравливала, ее советники снова решали вопрос о престолонаследии и обсуждали, можно ли, в случае смерти королевы, провозгласить королем одного из сыновей Кэтрин Грей.[645]
Выздоровев, Елизавета написала графу Шрусбери, охранявшему Марию Стюарт. Она поспешила сообщить, что чувствует себя хорошо и, даже если болела оспой, следов у нее на лице не осталось: «На нашем лице начали проступать красные пятна, как будто от оспы, но, слава Всевышнему, вопреки ожиданиям врачей и других, пятна вскоре исчезли, и сегодня, благодарение Богу, у нас не осталось и следа от болезни, так что никто не заподозрит ничего подобного… Мой верный Шрусбери, пусть состояние моего здоровья не печалит вас, ибо, уверяю вас, не будь мое здоровье крепче, чем кажется извне, ни один подданный не поверил бы, что меня коснулась такая болезнь».[646]
Королева сделала собственноручную приписку, в которой повторила главную мысль: «Уверяю вас, не будь мое здоровье крепче, чем кажется извне, ни один подданный не поверил бы, что меня коснулась такая болезнь».
