Как относится традиционная религия к однополой любви, я в общем-то был в курсе. И едва ли в другом мире это отношение должно быть иным. Да и что там религия — я сам, как уже говорил, от зрелища двух любовников остался не в восторге. Даром, что умом понимал: любовь все равно лучше ненависти. Лучше-то, может быть и лучше, но где таится дьявол, напоминать, я думаю, лишний раз не стоит.
Тем легче для совести будет оборвать три враждебные мне жизни. Причем обставить все это я решил с толикой театральности. По замыслу моему Кейдн должен был сперва укокошить обоих, так сказать, партнеров, а затем, сиганув в окно, сломать себе шею. Тогда и оскорбление сэра Готтарда останется неотмщенным, и даже в церкви не отпоют — самоубийца поскольку.
Вернее, все перечисленное намеревался проделать я. Но руками барона-голубка. Благо, в людей спящих, как и в пьяных, вселяться всегда легче.
Сосредоточив взгляд на Кейдне, я произнес нужное заклинание… и оказался в месте, похожем на музей. Не на старинный и заброшенный дом, каким я видел изнутри Кристалл Душ, а на место более роскошное, яркое, но нежилое. Что-то вроде гостиной богатого ценителя искусств. С той лишь разницей, что формой гостиная обычно не напоминает лабиринт с множеством извивов и тупиков. Да и не бывает таких исполинских и необозримых гостиных. Даже у обитателей Рублевки… наверное.
Стены были увешаны картинами в рамах. Причем пейзажи, портреты и натюрморты представлены были в равных пропорциях. Так же поровну имелось портретов как благородных мужей, та и, как ни странно, прекрасных дам. Сложная же, однако, натура этот барон Кейдн!
Картины чередовались со статуями — то могучих рыцарей в доспехах и при оружии, то хрупких юношей, почти мальчиков, а то разнообразных представителей животного царства. Были тут замершие в охотничьей стойке гончие, вставшие на дыбы лошади, медведи на задних лапах.
Под ногами стелились, не прерываясь, кажется, ни на дюйм, мягчайшие ковры. А мрак разгоняли светильники — тусклые, но многочисленные. Имелись и окна, причем большие, но плотно завешанные толстыми шторами.
Завороженный, бродил я по этой роскошной галерее, казавшейся бесконечной. Да так бы, наверное, и остался бродить, забыв о прежних планах, не встреться на моем пути странный незнакомец. Странным в нем было во-первых, то, что он совершенно не походил на щеголя-барона. Сам будучи давно небритым, бомжеватого вида, высоким и нескладным типом средних лет. Из-под копны волос смотрели на меня глаза злобного затравленного безумца. А изрядная и неровная борода напоминала пятно ржавчины.
