Скорее уж, это я смотрел на мир глазами вышеупомянутой сойки. Душою переселившись в нее, управляя, хоть и не без труда, маленьким крылатым телом. Тогда как собственное мое тело осталось лежать бездыханным у опушки — кое-как замаскированное в траве и под листьями.
Время в подобных случаях было дорого. Без души тело подолгу не живет. Не говоря уж о том, что покуситься на оное, беспомощное, мог и хищный зверь, и лихой человек. Потому неслась сойка-лазутчица мимо леса, как могла быстро. На пределе сил и буквально пронзая воздух. Рискуя, разумеется, при этом врезаться в ствол какого-нибудь, растущего на пути ее, дерева.
Пару раз лишь в последний момент, резкими рывками в сторону, мне удавалось избежать столкновения. А гнусная память не преминула лишний раз коснуться того, главного события, из-за которого я и оказался в этом не шибко гостеприимном мире. Опять-таки столкновения — маршрутки со встречным автомобилем. Маршрутки, чей водитель спешил тогда не меньше, наверное, чем я сейчас.
Деревья проносились мимо меня сплошной зеленой стеной… темно-зеленой, если говорить точнее, из-за сосен, преобладавших в здешних лесах. Лишь изредка их разбавляли пятна более светлых и, можно сказать, нежных красок. Березы, клены, дубы.
Деревянную повозку, торчавшую у обочины, мы с крылатой разведчицей внимания почти не удостоили. Повозка ведь, мало того, что давно стояла пустой. Так, вдобавок, успела лишиться двух из четырех колес. Нечего ловить, иначе говоря. Наверное, проходи здесь люди почаще, даже такой повозки-калеки я мог и не встретить. Прикарманили бы ее всю. На дрова хотя бы.
А вот мимо людской беды я пройти уже не мог. Настигла оная на сей раз пару монахов в скромненьких, сереньких таких, как воробушек, рясах. Они как раз преодолевали лесной участок тракта на спинах мулов. И оттого имели несчастье встретиться с четверкой разбойников. Грязных, косматых, до ушей заросших бородами молодчиков, одетых в замызганные до неприличия лохмотья.
Ситуация на мой взгляд была — яснее некуда. Как и весьма вероятный ее исход. Сопротивления от смиренных служителей божьих ждать не приходилось. И не только по причине подавляющего численного превосходства противной стороны. Вдобавок, в смысле боевитости несчастной парочке в рясах было ой, как далеко до псов инквизиции, не так давно преследовавших меня со спутниками через полстраны.
Один из монахов был юнцом, почти мальчишкой — оружия, очевидно, сроду не державшим. Второму же, вероятно, его наставнику, драться было, скажем прямо, поздновато. Пожилой и рыхлый, он уже даже за сердце схватился при виде лесных головорезов. А лицо его, морщинистое и с жиденькой бородкой, аж побледнело, перекосилось. Краше в гроб кладут.
