* * *
Моя
мать очень
практично
относилась к
американской
жизни, в
противоположность
отцу. Она догадалась,
что самой
распространенной
болезнью в Америке
было одиночество,
и что даже
самые удачливые
и успешные
часто
страдали от
нее, а потому
иногда на
удивление
чутко относились
к дружелюбным,
привлекательным
незнакомцам.
Моя
мать сказала
мне, и на лице
у нее при
этом было
такое хитрое,
почти
ведьминское
выражение,
что я ее едва
узнавал:
–
Ты напишешь
этому
Григоряну письмо.
В нем ты
скажешь, что
ты тоже
армянин. А
потом
скажешь, что
мечтаешь
стать
художником,
хотя бы
вполовину таким
хорошим, как
он, и что его
ты считаешь
величайшим
художником
на свете.
* * *
И
я написал
письмо –
вернее, штук
двадцать писем.
Я выводил их
одно за
другим своим
детским почерком
до тех пор,
пока мать не
сочла
забрасываемую
наживку
достаточно
соблазнительной.
И выполнял я
эту тяжкую
работу, окруженный
густым
облаком
отцовских
едкостей.
«Он
перестал
быть
армянином,
как только
сменил фамилию»
– говорил он.
Или: «Раз он
вырос в
Москве, он русский,
а не армянин».
Или: «Я скажу
вам, что я
подумал бы о
подобном
письме: ”В
следующем он
потребует денег”».
Наконец
мать сказала
ему
по-армянски:
–
Ты что, не
видишь? Мы
ловим рыбу. А
ты так громко
разговариваешь,
что всю ее
сейчас распугаешь.
Кстати,
среди армян в
Турции
рыбная ловля,
как я слышал,
была делом не
мужским, а
как раз женским.
И
на мое письмо
клюнуло, да
еще как!
Мы
подсекли
любовницу
Дэна Грегори,
бывшую танцовщицу
варьете по
имени Мэрили
Кемп!
Она
впоследствии
станет
первой моей
женщиной –
когда мне
будет
девятнадцать!
Бог мой, да я
же просто ветхий
ретроград, все
считаю свой
первый опыт
чем-то величественным,
как
небоскреб – в
то время, как
пятнадцатилетняя
дочь моей
кухарки
принимает
противозачаточные
таблетки!
* * *
Мэрили
Кемп
написала мне,
что она –
помощница
господина
Грегори, и
что они оба
были чрезвычайно
тронуты моим
письмом.
Однако он,
как человек
весьма занятой,
попросил ее
ответить от
его лица.
Ответ был на
четырех страницах,
почти такими
же детскими
каракулями,
как и мои
собственные.
Он был
написан дочерью
неграмотного
шахтера из
Западной Виргинии,
двадцати
одного года
от роду.
В
тридцать
семь она
будет
контессой
Портомаджоре,
будет жить в
палаццо
розового мрамора
во Флоренции.
В пятьдесят
она будет крупнейшим
оптовым
посредником
фирмы «Сони» в
Европе и
соберет
лучшую
коллекцию
послевоенного
американского
искусства на
континенте.
