Мне пришлось по поручению Трусевича опросить нескольких хозяев и приказчиков магазинов офицерского обмундирования, пока мы не обнаружили, где именно Балмашев заказал его. Но сообщники найдены не были.
Эти мои пробные шаги на поприще жандармской работы по производству дознаний были отмечены М.И. Трусевичем как вполне удовлетворительные и послужили, вероятно, к тому, что он и в дальнейшем стал вызывать меня в экстренных случаях к себе на помощь. А этих экстренных случаев в ту пору было немало.
Этот первый случай моего участия в производстве жандармских дознаний (а затем и ряд других) убедил меня, что само формальное дознание, производимое уже после завершения ликвидации подпольной революционной организации, только в редких случаях приводит к новым и неизвестным для руководителей местного политического розыска открытиям. Оно приводит к ним только в двух случаях: если местный политический розыск поставлен слабо или если в вещественных доказательствах по делу окажутся исключительные по своей важности записи, партийные документы и вещи (как, например, одежда), что случалось не часто. Наконец, бывали случаи, когда арестованный и привлечённый к дознанию в качестве обвиняемого под влиянием каких-нибудь обстоятельств начинал давать более откровенные показания. В последнем случае, в особенности то, что оставалось не раскрытым местным политическим розыском, служило к дальнейшему раскрытию членов подпольной организации. Однако при хорошо налаженном розыске и продуманно проведённой ликвидации такое «откровенное показание» на жандармском дознании могло скорее повредить хорошо поставленному политическому розыску. Для того чтобы читатель мог сделать выводы из сказанного, я рекомендую ему остановить внимание на той ликвидации Поволжского областного комитета Партии социалистов-революционеров, которую мне удалось провести 1 января 1903 года в Саратове, когда я был на должности начальника Саратовского охранного отделения. Об этой ликвидации я расскажу в дальнейшем. Здесь я хочу отметить, что, если бы после той, тщательно мною продуманной, ликвидации кто-либо из арестованных стал давать при формальном допросе вполне откровенные показания, он сильно повредил бы продуманным планам моего политического розыска. Таким образом, известное требование «не отвечать на вопросы при жандармских дознаниях», предъявляемое членам подпольных революционных организаций их лидерами, имело и свою хорошую сторону.
