Из материала, предоставленного в Петербургское губернское жандармское управление местным охранным отделением, можно было усмотреть главным образом только то, что непосредственно относилось к акту убийства. При таких условиях и весьма немногих данных, относящихся к категории вещественных доказательств, наше формальное дознание не могло выявить ничего особенно нового в смысле раскрытия участников преступления и самой преступной организации.
Я очень хорошо помню появление Балмашева в кабинете М.И. Трусевича. К моему крайнему изумлению, в кабинет, в сопровождении двух жандармских унтер-офицеров и ротмистра Гришина, вошёл… офицер, высокий, здоровый, рыжеватый блондин, с красноватой, нечистой кожей на лице. Офицер этот был в так называемой обще-адъютантской форме, но она была надета небрежно, офицерское пальто расстёгнуто и помято. Это и был Степан Балмашев, как известно, совершивший убийство министра Сипягина в вестибюле Мариинского дворца, одевшись в офицерскую форму.
Для меня, тогда ещё молодого офицера жандармерии, не искушённого в различных тонкостях следовательской «дипломатии» и проникнутого естественной в моём положении офицерской, да и специально жандармской, психологией, это было необыкновенное зрелище, которое я наблюдал после первых формальных слов, относящихся к личности обвиняемого. М.И. Трусевич, с некоторым простоватым радушием в голосе, предложил Балмашеву сесть к столу, за которым вёлся допрос, и, раскрыв объёмистый и очень изящный золотой портсигар, весьма любезно предложил ему папиросу, которой Балмашев и воспользовался.
Самая манера разговора, начатого и проведённого Трусевичем, шокировала меня «Как же это? — думал я. — Перед нами убийца министра, и с этим убийцей лицо, занимающее видное положение в правительственном аппарате, ведёт почти дружескую беседу!» Да и самый привоз Балмашева в офицерском мундире в наше управление, хотя и в закрытой карете, указывал, по-моему, на какую-то будто бы растерянность власти или на то, что «на верхах» не было никого, кто распорядился бы переодеть Балмашева в его обыденное платье.
Однако ни папиросы, ни обаятельное обхождение М.И. Трусевича, ни продуманно проведённый допрос не помогли выяснить дело и установить формальным порядком, где и как было заказано офицерское обмундирование и что именно было уничтожено в смысле возможности раскрытия подробностей, связанных с пребыванием Балмашева в столице до совершения им убийства.
