Было уже около одиннадцати часов, все лавки запирались. Я шел, куда попало, не обращая внимания на дорогу, наудачу поворачивая то в ту, то в другую сторону, как какая-нибудь бездомная собака.
Так я бродил с четверть часа, пока не очутился на небольшой улице, ведущей в кожаный ряд. Улица эта была не длинная и вся состояла из лавок. Лавки были заперты, за исключением одной булочной, в которой ставни еще оставались не закрытыми. Я подошел к этому освещенному окну, и глазам моим представилась целая груда булочек разных форм и размеров. Я остановился, точно у меня вдруг отнялись ноги. Не напрасно бродил я взад и вперед, я наконец нашел, что мне нужно. Ах, если бы мне дали одну из этих чудесных румяных булочек! Сколько бы штук мог я съесть? Которую бы я выбрал? Нижнюю, она поджаристее, и еще вот ту, что ближе к окну.
З-з… закрылся последний ставень. Исчез и свет, и прекрасный хлеб, булочная сделалась таким же темным пятном, как и все остальные лавки. С утра я не чувствовал потребности в пище, я даже не думал о еде, но теперь мой желудок как будто проснулся и стал требовать пищи. Мучительный голод как-то оживил меня, я вдруг почувствовал себя необыкновенно бодрым. Во что бы то ни стало, необходимо достать себе пищу. Но каким образом? Просить милостыню? Но у кого? Улицы, по которым я шел, редко посещались богатыми людьми, и теперь там не видно было ни одного человека. Да и как мне просить милостыню в платье из работного дома? Кто даст мне пенс и не станет расспрашивать меня, зачем я ночью шляюсь по улицам и не иду домой? Кроме того, просить милостыню поздно: пока я выпрошу пенс, все лавки уже закроют. Украсть разве что-нибудь? Но где? На всей улице открыта одна распивочная, а из пешеходов виден только полицейский. Впрочем, я не мог разглядеть ничего вдали, так как снег валил густыми хлопьями.
Вдруг я услышал шаги и веселый смех, а через минуту увидел двух молодых джентльменов с сигарами и тростями в руках. Украсть у них что-нибудь мне и в голову не приходило, но я надеялся, что они сжалятся над моим несчастным положением и дадут мне какую-нибудь монетку. Они были очень веселы и, должно быть, очень богаты, так как у каждого на руке блестел перстень с большим камнем. На мое счастье, один из них остановился закурить сигару совсем возле меня.
– Будьте так добры, – сказал я, – подайте мне что-нибудь.
– А вот попроси у моего приятеля, – отозвался он. – Берни, дайте шиллинг бедному мальчику.
