– Нечего тыкать мне этим в глаза, – сердито ответил Рипстон. – Я знаю ребят, которым доставалось побольше двух недель, да еще и розги не в счет, я только не болтаю всего.
Намек этот, видимо, относился к Моульди, который обиделся и назвал Рипстона бродягой. Впрочем, они скоро помирились, поболтали еще немного о том о сем, и оба спокойно заснули.
Но я опять, как и в прошлую ночь, долго мучился прежде, чем заснуть. Рассуждения товарищей не убедили меня. Кроме того, я понимал, что двухнедельное заключение в тюрьме и розги не достаются мальчикам, если они не делают ничего дурного. Может быть, похищение орехов не называется воровством, но во всяком случае я не хотел заниматься ничем подобным. Я собирался завтра же утром объявить Моульди и Рипстону, что буду совсем честным мальчиком и стану просто работать на рынке; если они не хотят оставаться моими товарищами, то я уйду от них. Приняв это решение, я заснул.
Проснувшись на следующее утро, я почувствовал себя ужасно несчастным. Мне было страшно холодно, зубы у меня стучали, вся внутренность как-то дрожала, я готов был отдать всю свою одежду за глоток горячего кофе.
У Моульди были деньги на кофе. Вчера вечером он подержал лошадь одному господину, зашедшему в ресторан поесть устриц, и получил шесть пенсов. Четыре пенса мы истратили на ужин, а два оставили на завтрак.
Мы вышли на улицу, дрожа от холода. Шел дождь, хотя не сильный, но очень частый; на мостовой было мокро и грязно. Мы не успели еще дойти до кофейной, как я почувствовал, что моя рубашка и панталоны промокли насквозь и прилипли к телу. Я не забыл своего вчерашнего решения и все собирался с духом, чтобы высказать его. Но как? Я был голоден, промок до костей и чувствовал, что буду совсем одиноким и беспомощным, если поссорюсь с моими теперешними товарищами.
– Пожалуйте нам три чашки кофе на два пенса, – потребовал Моульди у буфетчика.
Все было кончено. Если бы этот кофе принадлежал кому-нибудь другому, я, пожалуй, высказал бы свое решение, но я не мог, принимая от него угощение, попрекать Моульди его промыслом.
Прежде чем мы допили кофе, Моульди заметил:
– Ну, не прохлаждайтесь! Сегодня у нас будет много дел. Знаешь, Смитфилд, в хорошую погоду всякий сам бегает по своим делам, а в дурную все норовят кого-нибудь нанять вместо себя.
Это оказалось верным. Дождь лил все утро, и работы у нас было вдоволь. Я заработал одиннадцать пенсов, Рипстон шиллинг и полтора пенса, а Моульди девять с половиной пенсов. Меня очень радовало, что я добыл больше Моульди. Хотя я промок до костей и больно порезал себе палец на ноге, наступив на разбитую бутылку, но чувствовал себя необыкновенно счастливым, посматривая на свои деньги, добытые честным трудом. Рипстон и Моульди, заработав достаточно себе на пропитание, тоже не стащили ни одного яблочка на рынке.
