Убежавшая косуля принесла некоторую пользу. Она так меня загоняла, что я быстро заснул. Приснился мне один из самых кошмарных снов для вампира (хуже только во сне пережить смерть от осиновой смолы или встретить апокалипсис) — я ел мышей. При этом каждая пойманная мышь доставляла мне истинное гастрономическое удовольствие.
Живя в стае, я легче переносил голод. Он был менее требовательным, от него удавалось на время отвлечься. Кроме того, раньше он вызывал в моем сознании живые образы жертв. Теперь, не считая пакостного сна, в мыслях всплывала кровь, разлитая по пластмассовым бутылям и кружкам. Я стал похож на глупого ребенка, считающего, что хлебные батоны и сосисочные гирлянды растут на деревьях. Да и наследственная барская лень препятствовала возвращению в дикую природу. Но голод все громче диктовал террористические условия, и скоро он вытолкнул меня из теплого жилища.
В качестве столовой я выбрал голубятню знаменитого гонщика Николая Колончука.
«Конечно, голубь — не курица, а тем паче — не корова, однако и не мышь. Во времена моей юности голубятина считалась деликатесом», — рассуждал я, пересчитывая спящих на насестах почтарей.
Я насчитал два десятка жирных птиц: «Весьма недурственная закуска».
Хозяева дома — гонщик Николай и его жена Елена смотрели телевизор на кухне. Рыжего цербера по кличке Рекс они пускали на ночь домой, где он спал на диване в дальней «собачьей» комнате, бывшей детской. Сын гонщика обитал с женой и маленькой дочкой в многоэтажной новостройке, и привозил семейство в дом — музей только летом, как на дачу.
С трудом взобравшись на высокую лещину у забора, (живот мешал карабкаться по стволу, и когти едва выдерживали мой вес), я прыгнул на решетчатую дверь голубятни и повис на ней, для надежности просунув пальцы в частую сетку. Опоры голубятни заскрипели, она накренилась Пизанской Башней к южной стене дома. Дверца открылась. Перепуганные голуби разлетелись по садовым деревьям. Я попытался спрыгнуть на облепленный наклейками гараж, но пальцы застряли в решетке. Разгибая металлическую проволоку, я дернулся всем телом. Непрочная дверца слетела с двух петель, повисла на третьей, и сразу же, не успел я вырваться из плена, голубятня обрушилась на верхний этаж дома.
Спиной я пробил трехстекольную немецкую раму и налетел на высокий стеллаж. С полок посыпались кубки и статуэтки. Медная модель гоночного мотоцикла шарахнула меня по голове. Не будь я живучим от природы созданием, мне пришлось бы туго.
