— Если он нас все-таки посадит, то по-бразильски, — заметил мой бесстрастный сосед.
Так и вышло, он посадил нас по-бразильски.
То есть он вырубил газ в двух-трех метрах от посадочной полосы, и самолет рухнул на землю вертикально, всем своим весом многоэтажного здания. Я даже подумал, что шасси пробьет кабину пилота. В ту же секунду он включил реверсор тяги, и реакторы взвыли так, что чуть не прорвали барабанные перепонки. Пояс безопасности впился мне в живот, разрубив меня напополам, мой нос вонзился в поднятый откидной столик, дальше — распахнутые дверцы багажных полок, дождь сумок и чемоданов, бесконечное ощущение торможения, как если бы самолет заглатывал нас, ряд за рядом…
И наконец остановка на самом краю полосы.
Несколько мгновений полной неподвижности.
Затем тело постепенно возвращается в исходное положение.
Аплодисменты.
Добро пожаловать в Терезину, столицу Пиауи.
— Впечатляет, — признал мой сосед-химик, складывая тетрадочки в свой школьный ранец, — но когда посадочные полосы короткие, это более безопасно, чем наши приземления по касательной.
Нас продержали в аэропорту добрых два часа.
Искали дюритовый шланг.
Это как раз и явилось причиной поломки: обуглившийся дюритовый шланг. Надо было лишь заменить его.
Я сконцентрировал всю свою энергию на том, чтобы они не нашли этот чертов шланг на своих складах. Мне совсем не улыбалось посреди ночи опять лезть в тот же самый самолет с наспех прилаженной цинковой трубкой. Напрасно я уговаривал себя, что наверняка все самолеты в мире так и летают, наспех починенные и кое-как налаженные, что все человечество и днем, и ночью летает на таких залатанных аэропланах, — ничего не помогало: я не желал, чтобы они нашли этот дюритовый шланг, и все.
Мои мольбы были услышаны. Вместо дюритового шланга они нашли нам гостиницу, чтобы переночевать в Терезине.
В своих кошмарах Перейра видит этот отель посреди круглой площади. (В снах все сосредоточивается в центре.) Перейра выходит — площадь пуста; он слышит, как его зовут по имени, и площадь в один миг заполняется народом; отель исчезает, и он сам, Перейра, оказывается в центре, к нему бросаются толпы крестьян. У него никогда больше не будет доверия к свободным пространствам: он стал агорафобом.
На самом деле отель представлял собой здание в виде куба, расположенное на краю площади, посреди жгучей ночи Терезины. Огромные тараканы ожидали нас на обшарпанных стенах номеров, а краны плевались ржавой водой, судорожно исторгаемой водопроводом.
