Атлантия | страница 39
На самом деле это не так. Бросив монету в пруд, я эгоистично загадала желание для себя: попросила, чтобы исполнилось то, о чем я мечтала с самого детства, – увидеть мир Наверху.
Возможно, мне следовало пожелать что-нибудь другое. Например, чтобы мне открылась правда.
Могла ли Майра убить нашу маму?
Лично я не верю, что родная сестра способна на такое.
Но ведь я не верила, что Бэй сможет оставить меня, а она оставила. Я своими глазами видела, как сестра уходила.
Плакать, когда нельзя издать ни звука, – это пытка: ты затыкаешь рот подушкой, давишься ею, душишь себя, лишь бы никто не услышал звук твоего настоящего голоса. Никто не знает, какая это боль, даже близкие, которые искренне тебя любят и беспокоятся о твоей безопасности.
Я очень скучаю по Бэй, и я очень зла на нее. Если бы сестра сейчас оказалась здесь, рядом со мной, я бы наорала на нее. И плевать, что кто-то может меня услышать.
«Как ты могла оставить меня?»
У меня саднит горло, словно я уже охрипла от крика, хотя, конечно же, я ни разу в жизни не повышала голос.
Когда мы с Бэй в последний раз ругались? Не могу вспомнить. До смерти мамы мы с ней постоянно конфликтовали, потому что были сестрами, которые делили маленький мир (комнату, храм, город) и которые были одновременно очень похожими и абсолютно разными.
Но из-за своего голоса я никогда по-настоящему с ней не ругалась. Я не могла даже высказать Бэй, насколько зла на нее, поскольку вынуждена была постоянно сдерживать эмоции. Внезапно мне приходит в голову: а ведь если так, то сестра не знает и того, как сильно я ее люблю. А ведь я правда очень люблю ее.
Сколько я себя помню, всегда была уверена в двух вещах: в том, что люблю свою сестру, и в том, что однажды должна увидеть мир Наверху.
Искренне ли я верю в то, что смогу сделать это? Купить баллон с запасом воздуха, которого хватит, чтобы вырваться Наверх? Проплыть между плавучих мин? Глупо даже надеяться, что мой план сработает. Я прекрасно понимаю, что в любой момент все может сорваться.
Безвыходность угнетает меня.
В отчаянии я оглядываюсь по сторонам, ищу хоть что-нибудь, что даст мне надежду, и снова вижу ракушку. Я хватаю ее и прижимаю к уху. Ничего – только мое собственное дыхание.
А потом я слышу кое-что еще.
Сестра поет колыбельную из нашего детства, ту, которую мы слышали от мамы, когда были еще совсем маленькими: